Посоветуемся cо Львом Николаевичем…

Толстой о российском крестьянстве и о земле

180 лет назад родился Лев Николаевич Толстой - величайший защитник крестьян.

Прислушаемся к его голосу сегодня, когда существование российского крестьянства, можно сказать, поставлено под вопрос...

* * *

Ошибка думать, будто крестьян Толстой защищал из барской «жалости», хорошо, мол, понимая тяжесть их труда. Это не так. «Мужицкая работа», по убеждению Толстого, - «самая радостная» («условие истинного счастья»!), и если людей «влечёт из города в деревню, к земле», это прекрасно и естественно.

На склоне лет великий писатель не без гордости говорил: «Я всю  жизнь прожил не в городе. Жил в деревне. Пахал землю, сажал деревья». К слову, посаженный им сад был самым большим в Европе.

«Вы не поверите, что за удовольствие пахать! - писал Толстой близкому человеку. - Идёшь, поднимая и направляя соху, и не заметишь, как ушёл час, другой и третий. Кровь весело переливается в жилах, голова светла, ног под собой не чуешь…»

Против барского отношения к сохе как к тяжёлому и несовершенному орудию Лев Николаевич даже специально высказался в печати: «Соха от всех орудий землепахания отличается именно своей лёгкостью. Для людей, видевших соху, с ней неразрывно связывается признак именно лёгкости».

«Мужицкая работа» помогает правильно думать, утверждал Толстой. В воспоминаниях любимой дочери писателя Александры есть знаменательный эпизод. Писателю рассказали, как «представители крестьян» в Госдуме во время перерыва взялись было косить траву в Таврическом саду, но сразу запарились и под насмешки сторожей побросали неподъемные косы. Толстой смеялся: «Поразительно! Ну разве они - крестьяне? Это случайный сброд, который берётся решать судьбу русского народа…

* * *

Конечно, косить, пахать, сеять предназначено не всем, но только не поняв смысл крестьянского труда, можно сказать о нем: один из видов человеческой деятельности.

Нет, деятельность эта - главная, без неё невозможна сама жизнь. Что важно: у крестьян время труда не отделено от свободного времени и не противопоставлено ему, этот труд раскрывает человеческую личность во всей полноте. «Сразу видно, кто чего стоит!» - говаривал Толстой. И ещё, замечательная черта - кровное единство с родной землёй. «Земельный вопрос» для подлинного крестьянина - самый важный.

Толстой, как известно, был категорически против купли-продажи земли и передачи наделов в частную собственность. Но коммунисты и «государственники» напрасно пытаются к нему прислониться. Толстой как раз доказывал, что земля не должна быть ни помещичьей (латифундистской), ни государственной, поскольку Бог дал землю всем нам, она - общая, ничейная, Божья. «Спросите, - писал Толстой, - и весь 100-миллионный народ в один голос скажет, что он желает свободы пользования землей, то есть уничтожения права земельной собственности».

На каких условиях Толстой предлагал хозяйствовать, ясно, например, из его переписки с Петром Аркадьевичем Столыпиным.

«Мне кажется, что отсутствие «собственности» у крестьян создает всё наше неустройство, - обращался Столыпин к великому писателю. - Природа вложила в человека некоторые врожденные инстинкты, как-то: чувство голода, половое чувство и т. п., и одно из самых сильных чувств этого порядка - чувство собственности. Нельзя любить чужое наравне со своим и нельзя обхаживать, улучшать землю, находящуюся во временном пользовании, наравне со своею землею. Искусственное в этом отношении оскопление нашего крестьянина, уничтожение в нем врожденного чувства собственности ведет ко многому дурному и, главное, к бедности».

Толстой объяснял:«Вы пишете, что обладание собственностью есть прирожденное и неистребимое свойство человеческой натуры. Я совершенно согласен с этим, но… истинное законное право собственности есть только одно: право собственности на произведения своего труда. Владение же землей при уплате на нее налагаемого налога не делает владение это менее прочным и твердым, чем владение по купчим. Скорее наоборот».

Писатель имел в виду, в сущности, долгосрочную аренду, которая обеспечивает более «прочное и твёрдое» пользование землёй, чем частная собственность. По Толстому, собственность - хуже, потому что мешает «свободе пользования».

Но следует соблюдать одно важное условие:«Надо, чтобы люди работали сообща. Выучились работать друг для друга, а капитализм не научает их к этому, напротив, научает их зависти, жадности, эгоизму». И потому «через капитализм может улучшиться материальное положение работающих», но никак не может установиться добрая жизнь.

Толстой звал к «свободному, основанному на взаимном согласии, мирскому, с общинным владением землей управлению» деревней.

* * *

Как видим, сказанное Толстым имеет прямое касательство к нашим нынешним спорам о местном самоуправлении, крестьянской кооперации, общественной нравственности и т.д. Только мы говорим: «сохранение сельских территорий», а Толстой выражался точнее: сохранение «сельского мира», «уклада, из которого мы вышли, все и каждый».

В этом отношении, заметим, Россия не похожа на Америку, которую берут за образец многие наши горе-реформаторы. Америка не знала деревни как совместного проживания крестьян, да и самих крестьян, там - изолированные семейные фермы. В толстовское ещё время один русский наблюдатель заметил о жизни фермеров Канзаса: «Здесь нет привязанности к месту, земле: как только есть возможность, фермер без всякого сожаления продаёт свою ферму и переселяется в город».

Известен случай: немецкий философ Германн Кайзерлинг во время поездки по Америке в 1928 г. назвал миссурийского фермера «хорошим крестьянином», чем вызвал большое негодование. Прошли даже митинги протеста, пресса требовала извинений, поскольку «слово крестьянин не значится в лексиконе Соединённых Штатов». Вспомним совсем недавний отечественный пример. Высокий правительственный чиновник потребовал от корреспондента «Российской газеты», чтобы тот забыл про слово «крестьянин»: «от него онучами пахнет!»

То есть крестьянский образ жизни кое-кто объявляет ныне «устаревшим» и «старомодным». Даёшь «американизацию» российской деревни - так что ли? Ведь земля для американского фермера не «мать-кормилица», как для русского крестьянина, но, прежде всего, средство заработать деньги. Вперёд выходят «железные законы рынка», максимализация прибыли и тому подобное.

Что ж, тут надо выбирать, и от нашего выбора зависит будущее России. Перед схожей проблемой стояли и современники Толстого.

В четырех километрах от толстовской Ясной Поляны находится деревня Рвы.

Известность она получила благодаря вышедшей в свет в 1914 году книге экономиста Бориса Нечаева «Ясная Поляна и Рвы. - Две программы».

Автор дает сравнительную оценку экономического положения общинной Ясной Поляны и хуторских Рвов. Во Рвах жили богаче. Крестьяне соседнего села Горюшкина хотели было последовать их примеру, но когда поразмыслили и посравнивали, то решили всё же сохранить свою общину, узрев в ней немалые нематериальные преимущества…

* * *

Конечно, проблемы частной собственности, аренды и кооперации сегодня решаются не так, как в толстовское время. Всё стало запутанней и сложней. За плечами у нынешнего крестьянина - колхозное прошлое и мертвящий опыт коммунистических экспериментов над деревней. Да и вопрос не стоит так круто: богатство или добродетель, сообща или по отдельности?

Но уже ясно, кажется, всем: рынок сам по себе наше село не поднимет. Но погубить - способен! Будем же держать на примете мудрую крестьянскую пословицу, любимую Толстым: «Деньги смогут много, а правда - всё!»