Чтобы это место продолжалось

Не все хутора умирают навсегда, иногда их возрождают герои наших публикаций

Из «Тойоты-Ландкрузер» вышел обыкновенный человек. Я-то, когда увидел этот огромный чёрный джип, решил, что сейчас появится кто-то весь в наколках и с золотой улыбкой килограмма на два. Нет, парень как парень вышел. Вежливый. Как выяснилось, даже застенчивый. Мы почти целый день с ним общались, а потом пришли в столовую одного из ихних ЗАО, и он не потребовал, а спросил: «Татьяна Евгеньевна, вы нас покормите?» Из кухни выглянула повариха, велела нам помыть руки и накормила нас тем, чем кормит всех рабочих. И он вместе со мной и фотокором Корсунским похлебал супу с курицей и съел вкусную котлету с макаронами. А также салат из редиски.

Что сделано

Мой коллега и начальник Владимир Фомин уже писал про этот хутор в 2007 году. И я, едучи в Лесовой, томился загадкой: что с хутором? Пережил ли кризис, повышение налогов, зерновое эмбарго? Фомин меня давно на эту тему подначивал, а тут юбилей «Крестьянина», 20 лет. Хороший повод вспомнить о старых героях, за которыми мы стараемся следить.

Немного истории. Хутор Лесовой когда-то умер, и погубили его не демократы-либералы, а ещё коммунисты. Последние жители ушли отсюда вскоре после Великой Отечественной. Населённый пункт с количеством жителей «ноль» исчез с карты Ростовской области. Не осталось даже развалин домов. Погиб колодец.

В 1992 году Леонид Юрченко, его жена Любовь и два их сына – Виталий и Алексей – приехали сюда. Отцу дали 80 гектаров из районного фонда на окраине бывших колхозных земель. У них на тот момент было четыре коровы, четыре телёнка – и всё.

В 2007 году, когда «Крестьянин» писал о Юрченко, семья построила два дома, держала 30 коров, 150 свиней, земли было уже четыре тысячи гектаров, рабочих полсотни. В планах стояли мельница и маслоцех.

В 2011 году Виталий Юрченко мне сказал:

– Построили. И мельницу, и маслоцех. Теперь новые планы.

Сейчас у братьев пять предприятий. Два растениеводческих: на шести тысячах гектаров выращиваются пшеница, кукуруза, соя, просо... А также своё АТП, ядром которого стали пять большегрузов MAN, одно торговое предприятие и ещё ИП – собственно, маслоцех с масловозом. В семейном активе 15 «Камазов», три комбайна «Джон Дир», четыре «Дона», трактора. Более сотни рабочих – часть из них автобус привозит в хозяйства из райцентра. Две бесплатных столовых. Свиней, бычков и коров держат только для собственных нужд: мясо и молоко для столовых и для семей. Животноводством братья заниматься не рискуют. То АЧС, то коровье бешенство, то правительство...

Ни хрена себе, пережили... Да они поднялись! Когда по Руси шёл стон про кризис, когда даже миллиардеры нагло клянчили у правительства денег, Лесовой, ни на кого не надеясь, продолжал развиваться. Попытаюсь разобраться, как братьям это удалось.

Общался я только с Виталием, Алексей уехал на Украину по каким-то срочным делам.

Постоянно в смятениях

– С людьми тяжеловато, мы постоянно в смятениях, – говорит Виталий. – Налицо деградация населения, – уточняет. – А чего ж мы хотим? То у нас эмбарго на экспорт зерна, то повышают налоги. Бизнес умирает, народ остаётся без работы, начинает пить. Связь-то – прямая. Ну, бл..., хотя бы не мешали работать. Между нами: и кодируем работников, и лечим. Решили, что вскоре будем строить тут дома. Здешние трудовые ресурсы выработали, а приличного работника из другого района как ещё привлечь?

Он очень просил не рассказывать про эпизод с бензином. Говорит, человек этот мучился ужасно. Даже уволиться порывался, но не потому что, а потому что стыдно.

Я всё же решил рассказать. Я старше и мне виднее. Главное ведь не то, что человек согрешил, главное – покаялся. Значит, больше так не сделает. А когда человек искренне сожалеет, это же не минус ему, это плюс, верно? Хотя имя всё равно писать не буду.

– Ну что за народ! Поймал водителя на том, что заправлялся из канистры. Друзей у нас много, позвонили с АЗС, сообщили. Я ему говорю: я тебе 30 тысяч в месяц плачу, ну наварил ты эти 300 рублей, ты сильно богаче стал? Ты заправил машину за пять миллионов печным топливом, ты двигатель убил! Молчит. Как с такими людьми работать?

Не уволили. Работает человек.

Кризис – он для всех кризис

Братья давно делают то, про что Кремль только говорит. Говорит годами. Диверсификация экономики нужна. Готовый продукт выгоднее, чем сырьё.

– Мы решили исходить из главного принципа: полный цикл. Сами вырастили пшеницу – сами смололи муку – сами отвезли в Новороссийск. Вырастили семечку – надавили масло – доставили куда там нужно, в Тулу. Нельзя зависеть от посредников.

В кризис, который всё что-то никак не закончится, их здорово выручило решение заняться грузоперевозками.

– Кризис – он же не только для нас. Он для всех кризис. Надо думать, искать...

Возят на своих MАNах всё – от мебели до зерна. В Москву, Питер, Пермь... В период зернового эмбарго выжить помогла вовремя построенная мельница. Запрета на экспорт муки ведь государство не вводило. Торговали мукой. И на российском рынке нашли нишу: зерно по-прежнему нужно спиртзаводам. В этом году уже продали 30 тысяч тонн пшеницы внутри страны.

– Так вы тут маленькие олигархи?

Виталий, с некоторой обидой:

– Олигархи вон в Москве, им там удобнее воровать. А тут работать надо.

Начинает заводиться:

– Украина – вон, за лесополосой. Если бы мы хотели, уже на контрабанде миллиарды бы подняли. А мы с братом в своё время посовещались и решили вести дело по-честному, понимаешь? У нас тут три года пограничники в засаде сидели, всё не могли поверить, что мы ничего через границу не возим и бензопровод туда не протянули.

Всё время некогда

Разговаривать с Виталием трудно. Во-первых, он всё время стесняется хвалить себя с братом и свои хозяйства. Хотя есть за что. Чего стоит сам факт, что во времена, когда населённые пункты умирают, нашлись люди, сумевшие хутор возродить. И дали работу сотне людей. Во-вторых, у него постоянно звонит сотовый, и я слышу, например, такое: «Эксцентрики сегодня заберешь?» – «Гербициды привезли?» – «Папа, через пару дней, как полегче станет, в Москву поедем». Осторожно спросив насчёт последнего из подслушанного, выяснил: за два дня до нашего визита в Лесовой с их отцом, Леонидом Нестеровичем, приключился инфаркт. От дел он отошёл ещё раньше, а тут такое. А мама, Любовь Михайловна, и сейчас в силах помогать детям. Бухгалтерия, налоговая, банки, бумажки, всякое такое.

– У некоторых банков странные условия – ежеквартальные платежи. Это что такое? Мозги есть у людей? Как крестьянин может расплачиваться ежеквартально? Мы от урожая до урожая живём.

– Кидали вас партнёры по бизнесу?

– В смысле, обманывали? А как же! – Смеётся. – Мы же в России живём.

Опять звонит телефон. «Перечисли 100 тысяч, срочно!»

Некогда людям, а тут ещё журналисты навязались.

Про «Тойоту» и про буржуйку

Я не удержался, спросил Виталия, зачем ему такая страшная машина. К тому моменту мы уже были на «ты».

Смысл его несколько сбивчивого ответа таков. Пожалуй, он заслужил себе право ездить на удобной и надежной машине, которая к тому же экономична, да ещё ему и нравится. Не спорю. Тем более, что...

– Первые три или четыре месяца мы жили в «Жигулях-пятёрке», – вспомнинает Виталий 1992 год. – Вкопали четыре столба, забрали досками, обшили рубероидом и поставили буржуйку. А потом отец привёз из Луганска вагончик – наступило счастье. Сколько мне было? Лет 15-16. Работы было много со скотиной, в школу успевал ко второму или третьему уроку. Готовили на костре. Ни воды, ни света. Иногда хлеба не на что было купить. Вот мясо всегда было, а так хлеба хотелось!

В 17 лет он сел за руль «ГАЗ-53» и повёз в Архангельскую область комбикорм. Это сейчас у них есть грузчики, тогда наёмных работников не было. Уголь, муку, комбикорм – всё грузили и развозили сами. Примерно лет 10 каторжного труда, есть что вспомнить. Смеётся:

– Я весил 50 килограммов, и мешок столько же. Сейчас мне 34 года, а здоровья нет. Так что я на этой машине поезжу, ладно?

Зачем это всё?

– Красиво тут у вас, – говорю я, потому что и правда красиво.

– А я как-то привык. Не замечаю.

– Рыбалкой, охотой увлекаешься?

– Я не охотник, я работник. – И опять улыбается.

– Зачем тебе всё это, Виталик? – Я обвёл рукой вокруг.

Виталий нахмурился. Было видно, что хочет ответить честно. Запнулся.

– Я сам не знаю, зачем. Сказать, что для детей – так нет. Им оно особо не надо. У Алексея – три сына, старший в институте в Новочеркасске учится, у меня – сын и дочь. Когда пацану было восемь лет, он, конечно, говорил: «Хочу как папа». А сейчас я смотрю, скорее дочка тут останется, будет продолжать дело. Посмотрим, всё само придёт к детям. Для себя? Тоже нет. Деньги есть, сколько человеку нужно денег? Не знаю. Может, знаешь, для чего? – Он внимательно смотрит мне в глаза: – Стыдно терять всё, что отец начинал. Нужно же, чтобы это место продолжалось.

Марат УСЕНКО

Чертковский р-н, Ростовская обл.

P.S. Перед отъездом мы заехали в столовую, и Татьяна Евгеньевна вынула из печки хлеб. И дала нам по раскалённой буханке. В картонной коробочке, чтобы не запылился в машине.

– Ну точно надо свою пекарню строить, – засмеялся Виталий. – Вообще будет полный хлебный цикл.