Война и мир рядового Коверы

Дмитрий Гаврилович дошёл до Берлина. Страха не знал - и пуля его не брала.

Услышав скрежет замка, Дмитрий Гаврилович заспешил со второго этажа навстречу дочери:

- Галя, а мне уже читать нечего.

- Вот вам свежие номера «Крестьянина» и брошюры издательского дома, - даже не ожидала, что наш скромный подарок придётся так кстати.

«Падкий к работе был»

Для беседы поднялись в мезонин, уютно залитый в тот морозный день солнцем. Ветеран прекрасно помнит всю свою долгую жизнь. Даже первые впечатления от встречи с егорлыкской землёй. Ему было одиннадцать, когда прибыла их огромная семья из Сибири в хутор Войнов. Ехали на быках два года, тащили на подводах весь нехитрый крестьянский скарб. На зимовки останавливались в съёмных квартирах, а перед этим по пути нанимались на заработки. Донская земля встретила сытно и приветливо - в 1925 году выдался урожай небывалый. Так и остались в хуторе, не доехав до кубанской родины отца - Гулькевичей.

Работать Дмитрий, как вся детвора тогда, пошёл рано, подмастерьем в кузню. Однако по-настоящему тянуло к другим «железкам» - к технике. Упросил бригадира МТС приписать ему год, чтоб взяли на курсы трактористов. Отучился не хуже других, но сразу «пацану» машину не доверили, поставили смазчиком. Со временем дали разбитый в хлам трактор. Из ничего собрал, да так, что работал тот без перерывов. У других двигатель грелся, приходилось останавливаться. А Дмитрий на своём рекорды ставил. Он это объясняет просто: «Я падкий к работе был. Премировали, конечно, часто, один раз даже костюмом».

На курсы шофёров посылали уже без приписок в метрике. Эта профессия стала основной на всю жизнь. Пригодилась и на срочной службе - возил военного прокурора. «Или понравился я ему, или лучшего шофёра не было», - скромно поясняет ветеран. Домой к жене и сыну вернулся в сороковом. Жить бы да радоваться...

Под одной крышей с врагом

На второй день войны на той самой «эмке», на которой возил директора МТС, Дмитрий уехал на фронт. На Украину перегоняли по «железке». Под Белой Церковью, едва успели разгрузить эшелон, налетели бомбардировщики. Попытались эвакуироваться в Прилуки - немцы не пускают за Днепр. Вторая авиабаза начала отступление. Дошли до города Пирятина.

- Я-то личным шофёром у полковника был, но однажды дежурил на аэродроме, - ветеран на минуту умолк, потом махнул решительно рукой, отметая мысленно ненужные подробности, продолжил: - и выпало мне лететь с донесением. Что произошло, я так и не понял. То ли подбили нас, то ли поломка какая случилась. Разбился самолёт. Фюзеляж разломался в аккурат под моим сиденьем, отбросило меня метров на 50. Десять часов пролежал на болоте без сознания. Когда очнулся, кинулся спасать лётчика, да где там - он мёртвый сидел за штурвалом. Голова у меня сильно была побита и рука левая сломана. Аж вывернулась в обратную сторону. Но боли я почему-то не ощущал. Ближе к ночи подобрали меня бойцы из кавалерийской части. Видели они, как падал самолёт. Дней десять побыл в госпитале. Немцы наступали, дороги все перекрыли. Из города раненых вывезти не успели, перевели на кирпичный завод, а потом и вовсе раздали документы: «Спасайся, кто как может». Несколько дней от села к селу шёл я один. Добрые люди подкармливали, переодели в гражданское. По дороге прибился ко мне паренёк, вместе вроде сподручнее. Как-то попросились на постой к женщине. Она буряки перебирала, мы подсели помогать. Тут во двор въезжает целая машина немцев. Вернее, итальянцы то были. Весёлые, хохочут. Хозяйка нас представила как сынов. Так и переночевали с врагом в одной хате. Догадались ли они, что мы за сыны, все в бинтах? Наверное. Только фронтовым солдатам до нас дела не было. Мы больше полицаев боялись. Эти рьяно выслуживались перед врагом, от них приходилось прятаться. Двадцать восемь дней шли к своим.

События почти семидесятилетней давности Дмитрий Гаврилович излагает как по писанному, практически не напрягая память. Время деликатно обошлось со стариком. Пережив всех своих сверстников, похоронив двух жён, он всё ещё никому не обуза. Дочь забрала его в свой дом, чтоб не скучал в одиночестве.

«Делались безразличными»

В Бога Дмитрий Ковера не верит и своё спасение с Его волей не связывает. Но то, что остался жив, - поистине чудо. В плен, говорит ветеран, не попадал, а на оккупированных территориях не раз побывал. В том числе и дома. Влившись в армию, до июля 1942-го воевал Ковера на территории Ростовской области. Сначала отрядили его на полевой хлебозавод, потом возил на «полуторке» почту с поломанной рукой на перевязи, позже попал в разведку. Команда редела день ото дня. И снова окружение. А до родных - рукой подать. Будь что будет, рассудил боец, а своих навещу. «Тогда многие так поступали...» - объясняет бесхитростно. Из Богородицкого в хутор Войнов шёл родными полями, вдыхая привычный аромат спелых хлебов. Заслышав шум машин, прятался в пшенице.

- Мать и жена глазам своим не поверили, повисли на шею, плачут от радости и страха за меня. Хутор-то был занят врагом. В нашем доме в это время жили австрийцы. «Солдат?» - спрашивают. Куда деваться? Солдат, говорю. Они собрали свои вещи, сняли с гвоздя на стене наган и переселились в другой дом. Надолго оставаться я не собирался. Но и тут полицаи милости не знали. Сват упросил: «Не уходи, а то всю семью перестреляют».Тоже есть что рассказать: как в Германию чуть не угнали...

Когда через пять месяцев фашистов выбили, снова подался в действующие части. Тут уж - штрафбат. А могли вообще расстрелять. В самых тяжких боях под селом Ряженым на Миусском фронте, когда штурмовали гору Чёрный Ворон, был он пулемётчиком. Там всем досталось, штрафникам - особенно, из сорока человек в живых остались трое. От холода (когда сапоги примерзали к ногам), от голода (хлеба не видели ни крошки, утром и вечером под покровом темноты приносили в окоп жидкую баланду) «делались безразличными». «Выйдешь на бруствер и ходишь, а вокруг пули свистят...» - теперь те настроения ветерану объяснить трудно. Но именно так и было. Прощение штрафники искупали кровью: чаще - смертью, если везло - ранением, продержишься три месяца на передовой - тоже твоё счастье.

Благая весть во сне

- После штрафной роты перевели меня в запасной полк. Написал жене весточку, что стоим в Азове. Шурочка собрала сухарей, кой-какой снеди и пошла. Дом двухэтажный, о котором я ей писал, нашла, только нас там уже не было. Возвращаясь, попала в Мечётке под бомбёжку. И прямо на дороге родила нашего второго сынишку Володю. Об этом я из её письма узнал, а догадался раньше. Приснилось мне, что ангел спустился с неба. Да такое отчётливое видение было...

Ростов-на-Дону, Александровка, Таганрог, Самбек, Ряженое - все эти названия сёл и городов вошли в память солдата боями за их освобождение. Часто выручала смекалка. Как-то он целый день наблюдал, как немцы строили блиндаж, догадался, что готовят огневую точку. К тому времени вооружён он был уже пулемётом. Длинной очередью разбил дот врага. Не хотел командир расставаться с таким опытным бойцом, но согласился, что бывалый шофёр больше пользы принесёт в противотанковом артиллерийском дивизионе.

Пуля не брала

Не первый «парадный» пиджак рассматриваю. Научилась уже различать в юбилейном золоте и серебре особые награды: «За боевые заслуги», «За отвагу», «За оборону Киева», «За взятие Берлина», «За Победу», два ордена Великой Отечественной войны второй степени, орден Красной Звезды... С таким «иконостасом» на груди не многие возвращались...

- Вы, наверное, в рубашке родились?

- Не знаю, о том мне никто не рассказывал. Но страха я не знал, правда. И мне везло участвовать в прорывах. Видно, мои командиры тоже замечали, что пуля меня не берёт. На Курско-Орловской дуге мы коридор прорвали, зайдя на 11 километров в тыл немцев, потом вернулись. Там у меня в машине пробило бензобак. Он под кабиной располагался. Горючее на ноги вылилось. Машина загорелась, и я вспыхнул. Но не растерялся, выскочил в окопчик, забросал себя землёй, а потом машину начал тушить. Ожоги не сильные получил, а вот оттого, что бензин в сапоги налился, ноги пострадали. Две недели в медсанбате пробыл, а машину чинить надо. Так на костылях и возился с ней. В Одессу первым вскочил, когда ещё ни один пехотинец в город не вошёл. Варшаву брали с окраины левого фланга, в Прагу - тоже в первых рядах.

Три случая ветерану особо памятны. Один произошёл на донской земле. Шофёры, замаскировав машину, выкапывали обычно себе рядом небольшую землянку. Несколько дней ночевал в такой и Ковера. Потом решили выкопать общую землянку, на четверых. Закончив работу, раздобыли бутылку самогона и вечером устроили новоселье. А утром на месте своего прежнего жилища Дмитрий Гаврилович обнаружил глубокую воронку от прямого попадания. Позже, уже в Германии, чудом уцелел. С полным кузовом бронебойных снарядов застрял на открытой местности в песчаном рву - оборвался карданный вал. Полез под машину снять часть болтов с заднего крепления, чтобы прикрутить кое-как кардан и довезти боеприпасы до самоходки. В этот момент и налетели «мессеры». Как ни один снаряд не угодил в машину?! Третий фатальный случай произошёл в немецком лесу. Укрыв машину под деревом в два обхвата, шофёр приготовился отдыхать. Тут старшина: перегони, говорит, туда, где все стали, а то охранять трудно. Его место заняла подвода. Только отъехал, взрыв разнёс подводу с возницей и лошадьми в клочья.

Днём темно, а ночью видно

- В Берлин ворвались, кажется, 29 апреля. И как пошли бои! Днём было темно от пыли и копоти, а ночью светло от взрывов и пожарищ. Американцы и англичане бомбили так, что пробивали грунт до шахт метро. Заглянешь в дырку, а там поезд пошёл. Схорониться было некуда. Как движешься по улице, остановишься и стоишь ждёшь перерыва в бомбёжке. Под стенку спрятаться нельзя - на моих глазах троих привалило камнями после взрыва.

Шофёру впередиидущей машины осколком распороло живот, и видно было, как двигаются лёгкие. И среди этой кутерьмы, представьте себе, снимали фильм. Сам видел. Три дня и три ночи продолжалась эта страсть. А второго мая разнеслась весть, что Германия капитулировала. И так тихо стало вдруг - шёпот можно было услышать.

- На Рейхстаге расписались?

- А как же. Там помимо четырёх надземных этажей ещё был трёхэтажный подземный бункер. Чего только не было на складах! А уж съестных припасов - не счесть. Вина, шнапса в подвале - какого хошь! Солдаты наши дырку в бочке из нагана пробьют и хлебают прям со струи. На полу столько вина налилось, купаться в нём можно было. В одном из подземных этажей и начертил на стенке: «Здесь был солдат Ковера».

С этого момента до возвращения домой рядового великой Победы оставалось полгода. Работать снова пошёл в родную МТС. После войны в семье прибавились ещё девочки: Галя и Валя. Всем четверым детям родители дали высшее образование.

Сегодня ветеран живёт по-философски мудро: лечить старается себя сам, не заморачивается на льготах, которых добиваться надо с тем ещё боем. Никогда не отдыхал в санатории. Получив отказ в приёме документов на машину, не стал таранить чиновничью толстокожесть упорством. Благодарен судьбе за всё и уверен, что «несчастья пока не видел большого».