Четырнадцатый

За освобождение города ростовского пионера Толика Подушко наградили орденом Отечественной войны.

Из фотографий, которые захватил с собой Анатолий Васильевич, самые свежие сделаны в мае прошлого года в украинском селе Павловка. Нарядные люди с букетами цветов, на фоне обелиска партизанам-юговцам стоит наш герой. Анатолий Васильевич поясняет, проводя пальцем по списку на памятнике:

– Здесь не хватает моей фамилии. Я был четырнадцатым...

Солдатский медальон

Как же хорошо они жили до войны. Года за два до неё перебрались из Азова в Ростов, построили на Первом посёлке Орджоникидзе большой дом на две половины с маминой сестрой тётей Маней. Отец работал по торговой части на Военведе.

– Возвращался с работы, мама встречала его у ворот, накрывала к ужину стол. Ни разу не слышали мы с сёстрами, чтобы они ругались.

И тут война. Боевые действия до Ростова докатились быстро, уже в ноябре 1941-го.

– Первая оккупация продлилась недели две, не больше. Холодно было, мороз, снег. Немцы шли со стороны Новочеркасска, через Второй посёлок Орджоникидзе, от нашего его отделяла железная дорога. Она и была передовой линией. Несколько дней на ней держали оборону пехотинцы. Трое расположились возле нашего дома. По очереди они приходили погреться, попить чайку. На третий-четвёртый день я услышал их спор. Двое говорили, что надо уходить. Главный их, пулемётчик, не соглашался: «Нельзя отступать». Утром следующего дня вышел я покормить козу. Тишина... То такая канонада стояла. А тут тишина. Стою возле стога, смотрю на железную дорогу. Поднимается с той стороны немец с биноклем. Первый раз я увидел немца. Испугался – и в подвал. А там и мама, и сестра, и соседка, и мы. Слышим, немцы ходят по двору, а вскоре заговорили и соседи. Вылез я посмотреть, остались ли наши бойцы. Вижу, стоит на верху железной дороги пулемёт и старший их лежит на насыпи. А я знал уже, что у солдат с собой есть адреса. Подполз и вытащил медальон. Но бумажка в нём оказалась истрёпанной, только и разобрали, что Краснодарский край...

Немцы заставили подростков вырыть яму и сбросили туда нашего безвестного солдата. 

Забегая вперёд, расскажу, что только после победы тётя Маня – партизанка Мария Иосиповна Лотошникова – передала жетон в военкомат, где разобрали фамилию красноармейца. Его жена, дочь и два сына приезжали на могилку. После чего на одном из построений в далёкой Германии, где почти четыре года служил сержант Подушко, зачитал командир перед строем благодарственное письмо семьи, десять лет считавшей своего отца и мужа пропавшим без вести.

Вторая оккупация

Первая же облава фашистов собрала по посёлку мужчин. Всех их расстреляли, в том числе и отца. Всего на месяц пережила его мама. Толика забрала к себе тётя. Однажды она познакомила племянника с дядей Мишей. Тогда ещё мальчик не знал, что это лейтенант Советской Армии Михаил Михайлович Трифонов, заброшенный штабом партизанского движения Южного фронта под псевдонимом Югов для создания в Ростове партизанского подполья. За две недели ему удалось собрать 45 бойцов. А к началу 1943-го партизанский отряд им. Сталина насчитывал более ста человек.

Дядя Миша очень внимательно расспросил подростка о житье-бытье, о родителях, о том, как относится к немцам. «А можно, – спрашивает, – в твоей половине дома, пока она пустует, наши ребята поживут?» Пошли посмотрели. Дом Югову понравился: четыре комнаты, изнутри на чердак ведёт ляда, есть большой сарай, подвал. И стали к Толику привозить на постой по три-четыре человека. Были это в основном офицеры, которых партизаны разными путями вызволяли из лагеря военнопленных. Подлечившись, окрепнув, они вливались в партизанский отряд. Толик, которому шёл тринадцатый годок, ухаживал за постояльцами, носил им на чердак воду, продукты, одежду.

Как-то поселился квартирант и у тёти Мани. Партизанское движение Ростова отличалось тем, что свою борьбу юговцы вели в прифронтовом городе, у немцев на виду. Большинство из них, в том числе и сам командир Михаил Югов, служили в полиции. Это давало возможность открыто передвигаться и время от времени освобождать военнопленных наших бойцов. Полкового комиссара А.Н. Хомутова, раненного в ноги, вывезли из лагеря в гробу. В отряде была врач. Она вылечила полковника, а кроме того, снабдила справкой об открытой форме туберкулёза. Этот документ служил лучшей охранной грамотой дому тёти Мани. Завидев справку, немцы не заходили даже на порог: «Найн, найн!» А комиссар, поправившись, занялся и в отряде идеологической работой: писал информационные сводки, составлял листовки, воззвания. В доме другой маминой сестры, тёти Вари, располагавшемся напротив, в подвале день и ночь стучали две пишущие машинки. Листовки мальчишки расклеивали везде, где получалось. Один такой листочек грубой синей бумаги со слабо пропечатанным через копирку текстом, случайно сохранился у Анатолия Васильевича: «Все, кому дорога русская земля, должны с оружием в руках помочь Красной Армии разгромить врага. А кто будет мешать этому – уничтожить на месте как злейших врагов народа...»

От первого страха, когда Толик увидел немца с биноклем, не осталось и следа. Вредил врагам, в чём только мог. Как-то фашисты наказали мальчишек. С другом Лёшкой они рубили дрова для немецкой кухни. А там чего только не было. Чуть ли не магазин кондитерский. Улучили дети минутку и стащили шоколад. И лишились за это своих шевелюр. Стрижка налысо у немцев считалась позорной. Хотя могли и расстрелять за шоколадку.

Как бургомистр прославил Красную Армию

– Много приходилось клеить листовок. Но этот случай был уникальный. К 7 ноября 1942 года мы с моим двоюродным братом Саввой, сыном тёти Маруси, приклеили на Садовой, на здании, что напротив кинотеатра «Победа», плакат на доску объявлений: «Да здравствует непобедимая Красная Армия! Смерть немецко-фашистским оккупантам!» Это по-русски. А внизу подпись на немецком: «Обербургомистр Ростова Тиккерпу». Подпись фашистов успокоила, а что написано в тексте, они узнали не сразу.

Командир по-особому относился к Анатолию, но как-то ему досталось за непослушание. Ребятам из отряда для подрывов понадобился бикфордов шнур.

– Я говорю, знаю, где есть, – вспоминает ветеран. – Перед войной начали строить часовой завод. Успели поставить только сараи. Рядом располагались огороды: морковка, картошка. Когда это побросали, мы бегали туда подкормиться. И я в сараях видел шнур – наши оставили при отступлении. Снарядили меня в разведку. Сумочку с продуктами дали, будто несу маме обед. Особо оговорили, как идти: не напрямки через пустырь, а по дальнему, более безопасному маршруту. Проинструктировали: «Если действительно есть, принесёшь маленький кусочек. Только режь резко, а то загореться может». Холодно уже было. Я иду в фуфайке, немецких сапогах, о них позже расскажу. Пост миновал благополучно. Шнур оказался на месте. Ну что, думаю, кусочек? Принесу-ка побольше. Они ж меня поблагодарят. Обмотался этим шнуром под фуфайкой. Да пошёл не как предупреждали, а коротким путём. Только миновал домик, вышел на пустырь, а там зенитки прикопаны немецкие. Не успел оглянуться, слышу: «Киндер, цурюк!» Бежит немец. Как схватил за шею, дал мне по голове. А уже грязь со снегом, я упал, он меня поднял и тащит в дом. Там ещё двое за столом. Закуска у них, бутылка водки. «Киндер партизан?» – «Найт, найт, – говорю, – мутер у меня арбайтен, ходил к ней». – «Фатер есть? Где он?» – «Полицай», – вру не моргнув глазом, а самого трусит всего. Чтоб немцы не заметили, упёрся в стол руками, аж пальцы побелели. «О, гут, гут, полицай – хорошая работа». Отпустили. Моё счастье, что пьяные были, не стали обыскивать. А наши ж следят. Ну, мне, конечно, разгон дал Югов.

«Антон» – «кадровик»

Вернёмся к сапогам. Как-то Югов предупредил Толика, что ребят к нему больше привозить не будут. Так, мол, и так, убери получше дом, во дворе, у тебя поселятся немцы. «Не буду я за фашистами ухаживать», – заартачился юный партизан «Так надо», – поставил точку командир. Приехали. Жильё одобрили. Офицер Фриц и его шофёр Ганс. Ганс от соседейэмигрантов выучился свободноговорить по-русски. А Фрицу русское имя Толя чем-то не приглянулось. «Буду звать тебя Антон», – предупредил.

– Меня постояльцы не обижали. Наоборот, барахла всякого надарили, сапоги эти. Им же меняли форму летнюю на зимнюю. Куда девать? Я им кофе варил. Очень они кофе любили. Ганс рассказывал, какие торжества устроили немцы, когда заняли Ростов. Гитлер разослал всем поздравительные открытки. Как же: ворота Кавказа открыты!

Через несколько дней Югов поинтересовался, что да как. Оказалось, Фриц этот работал на «Сельмаше». Набирали они и наших. Но для этого надо было документ иметь, справку, что ты работаешь. Потому что без справки этой прохода нет. Сразу забирали: или на работы какие, или угоняли в Германию.

– Так вот, Фриц кадровиком был на заводе и имел нужные печати. Вручил мне Югов стопку бланков, чтоб я проштамповал их. Бланки изготовил наш партизан Петя Чесноков. Он на Нахичевань-Донской железнодорожной станции работал у немцев переводчиком. Много наводок нам давал – когда, например, вагоны с оружием приходят. И стал я случай сторожить. Жильцы мои молодые были, любили повеселиться, патефон покрутить. К ним часто гости собирались, гулянки устраивали. Но всё здесь, на месте. И до портфеля с печатями не добраться. Завели они себе подружек с нашего же посёлка – Аню и Лизу. Меня своим нарочным сделали в любовных делах. Посылали девушек вызывать. Но всё они в доме да в доме. Я этой Лизе говорю: ты пригласи своего друга, езжайте вместе, что ты одна ходишь. Еле улучил момент достать из портфеля коробочку с круглой печатью и треугольным штампом.

Документы нужны были для легализации освобождавшихся из плена красноармейцев. В короткий срок отряд Югова вырос до нескольких десятков бойцов. Трудности партизанской борьбы заключались не только в том, что город был занят немцами, хватало предателей среди местных. Такие шли в полицию по зову сердца и служили фашистам истово.

Освобождение близилось

Перед приходом наших, Югов разбил свой отряд на три группы. Одна из них не дала врагу заминировать подступы к городу, другая группа отстояла хлебозавод и бумажную фабрику. А третья во главе с Юговым напала на огневые позиции батальона шестиствольных миномётов в районе Западного.

– Я был в группе Василия Дмитриевича Авдеева. 14 февраля мы направились к лагерю военнопленных. В нашу группу попали в основном ребята, которые были в этом лагере. Поэтому и двинулись туда освобождать. Подошли уже близко, а ничего не получается. Забор металлический, охрана стреляет. Я по кустарникам переполз на другую сторону и с тыла прошил автоматной очередью пулемётчика. Лагерь отбили.

После освобождения Ростова штаб партизанского движения Южного фронта дал новое задание. Группа добровольцев из тридцати человек отправилась в село Кагальник на отдых и одновременно на подготовку для высадки в тыл врага на Украине. Учились прыгать с парашютом. Большую часть времени занимались теорией. И каждый курсант должен был совершить три тренировочных прыжка.

– Я успел прыгнуть только два раза. В отряде была молодёжь, по 18-20 лет. Вот и бегали в село на танцы. Ну, и я за компанию ходил посмотреть. И вот, в марте дело было, возвращались в потёмках, конечно, и провалился я в яму. Чуть не с головой под воду ушёл. Вытащили, до базы донесли, но слёг я с двусторонним крупозным воспалением лёгких. Югов вместе с комиссаром отвезли меня в госпиталь в Азов. Фронт тогда находился под Таганрогом, госпиталь был переполнен, раненые лежали даже на улице. Меня пристроили в коридоре. На ночь санитарочка накидает на меня тряпок, чтоб не так мёрз. Потом удалось дать весточку родственнице, которая жила в Азове. Она меня забрала и выходила.

Тем временем отряд Югова в неполном списочном составе – без Анатолия Подушко – был выброшен десантом на Украине и полностью погиб.

Сын полка

Тринадцатилетний вояка вернулся домой. Этот период запомнился постоянным голодом и вечной заботой раздобыть хоть что-то съестное. Наконец, с помощью тёти Вари удалось попасть в воинскую часть, занимавшуюся на «Сельмаше» ремонтом танков. Так Толик стал сыном полка. Мальчик здорово облегчал страшим труд, умея подлезть так, что не приходилось откручивать и вынимать весь мотор. Когда Таганрог освободили, ремонтную часть направили в станицу Багаевскую. Там ещё при первом отступлении наши затопили в Дону танки, чтоб не достались врагу. Теперь их вытаскивали и приводили в боеготовность. Перед отправкой на фронт обкатывали. Толик с удовольствием влезал наверх вместе с командиром. Какой же мальчишка откажется покататься? Но как-то при резком торможении Толик сильно разбил о люк голову. И снова госпиталь. Потом сёстры написали командиру, что надо бы мальчику возвращаться домой, доучиваться.

Сначала ремесленное училище, потом семилетка в вечерней школе при заводе, техникум и больше сорока лет работы на «Ростсельмаше». Это если коротко. А если оглянуться на жизнь и повспоминать, то выплывает, что не раз ещё наш герой оказывался на волосок от смерти. Во время службы в Германии довелось Анатолию спасти утопавшего товарища. Выросшему на Дону парню помогло умение отлично плавать и то, что, не растерявшись, грамотными действиями не дал утянуть себя на дно и сослуживца вытащил. А чуть позже советские солдаты выручали из беды местное население. Наводнение затопило дома, и наши парни вызволяли жителей деревни. Эта операция аукается Анатолию Васильевичу до сих пор. Больные ноги напоминают, как в холодной воде выводили лодки с людьми, цеплявшиеся дном то за скамейки, то за заборы или кусты. Тогда ноги отказали совсем. Лечение эффекта не давало, врач предупредила, что уже есть решение его комиссовать. А он лежал бездвижный и думал, как добраться до окна, чтоб разом решить все проблемы. Потому что без ног, в никуда, ни к кому возвращаться незачем.

И снова кто-то там из небесной канцелярии послал чудо. Госпиталь посетили приезжие врачи, назначили новое лечение. Сержант встал. В первый раз ноги «дрожали, как у цыплёнка ». А потом он снова пошёл по жизни уверенно и честно, не изменяя своим принципам жить «как положено, правильно жить».

Погибли геройски

На могиле своих боевых товарищей Анатолий Подушко бывал не раз. Существует несколько версий, как погиб отряд. В одну из первых поездок от местных жителей ветеран услышал такую: что высадились юговцы вроде нормально. Но один из парашютов с поклажей оказался слишком лёгким. Ветром его отнесло далеко в сторону, на дорогу. Ехавшие по ней на телеге меняльщицы стали рвать парашют на части, чтоб каждой достался клочок материи. За этим занятием их и застали полицаи. Они сообщили о десанте немцам. Бой был неравный. Юговцы стояли до конца. Среди них было две женщины, одна – совсем девчонка. Оборвались тринадцать ниточек жизни. И лишь цепь случайностей оставила в живых «четырнадцатого», чтоб продолжился его род в дочери Ларисе, во внуках Ирине и Денисе. И длился дальше.

Людмила ВОРОБЬЁВА
Фото из архива А. Подушко