«Я не понимал, что нужно говорить, делать и подписывать»

Областная прокуратура по запросу «Крестьянина» начала проверку дела Алексея Ерыженского – психически больного человека, отбывающего срок за «сбыт наркотиков.

Это сообщение мы получили, когда материал уже готовился к печати. Но сначала расскажем о ситуации, которая заставила нас вернуться к делу Алексея Ерыженского.

Мы писали об этом – более чем странном – судебном разбирательстве в материале «Наркотой торговать у него бы ума не хватило» (№ 17 от 24 апреля). Напомним, Ерыженский получил восемь с половиной лет строгого режима за то, что якобы продал своему «приятелю» (а на самом деле внештатному сотруднику полиции) 0,81 г гашишного масла. Как сказано в приговоре, «в целях получения материальной выгоды, за 500 рублей». И самое вопиющее здесь даже не очевидная нехватка доказательств, а тот факт, что в заключении судебно-психиатрической экспертизы написано: «не мог и не может в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими». 

Осознавать не может, а сидеть – пожалуйста. На сегодня Ерыженский уже отбыл больше полутора лет своего срока (с учётом предварительного заключения). Его мать Ирина Филипповна не теряет надежды добиться справедливости. Но все жалобы и заявления до последнего момента встречали упорное молчание со стороны органов прокуратуры и следствия.

Тотальное молчание

– Мы подали кассационную жалобу в областной суд, но в её рассмотрении нам отказали, – говорит Лев Дорофеев, адвокат Ерыженского.

«Назначенное осуждённому наказание (…) является справедливым и соразмерным содеянному», – считает судья Ростовского областного суда Т.В. Черкасова. Как следует из постановления об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в суде кассационной инстанции, «изменения психики Ерыженского А.В. не исключали его вменяемости в период совершённых преступлений и в настоящее время». То есть специалисты в области судебно-психиатрической экспертизы утверждают, что человек своих действий не осознаёт, но судья, конечно же, лучше разбирается в психиатрии. 

– 17 мая мы также подали заявление в Следственное управление СК РФ по Ростовской области о неправомерных действиях сотрудников полиции, которые уже на стадии следствия узнали, что Ерыженский невменяем, но направили дело с обвинительным заключением в суд,– продолжает Лев Дорофеев. – И о законности действий прокурорского сотрудника, поддержавшего это обвинение.

«На предварительном следствии мной делались заявления о том, что я не понимаю, что мне нужно делать, говорить и подписывать, но следователь игнорировала мои заявления. Защитники, которые были у меня по назначению на предварительном следствии, бездействовали, а сам я являюсь юридически неграмотным человеком. Вместе с тем, я сообщал следователю о том, что состою на учёте у врача психиатра и имею группу инвалидности ещё до проведения мне экспертизы. (…) Содержание всех подписанных мной процессуальных документов мне не известно, равно как и не известны последствия их подписания», – говорится в заявлении Ерыженского (его путаные слова, понятно, помог сформулировать адвокат). 

Психически больного парня хватают, сажают за решётку и дают какие-то бумаги на подпись. Как именно это происходило, нам неизвестно, но и самый здравомыслящий человек в этой ситуации может растеряться и в испуге подписать что угодно. Что же говорить о человеке, который вообще не вполне понимает, что, собственно, произошло?

– Всё, что он подписал – недопустимые доказательства, добытые незаконным путём. Суд не имел права их использовать и ссылаться на его показания – это прописано в Уголовно-процессуальном кодексе, – говорит Дорофеев. 

«В соответствии с компетенцией»

Два письма, пришедшие от следователей и прокуроров, сложно назвать ответами – это скорей классические отписки. 28 мая инспектор отдела по приёму граждан и документационному обеспечению следственного управления А.Г. Бережная сообщила, что вопросов, относящихся к компетенции её ведомства, в обращении не содержится, так что его перешлют в прокуратуру Ростовской области «в соответствии с компетенцией». А 10 июня Е.В. Тришина, прокурор отдела по рассмотрению обращений и приёму граждан, уведомила адвоката, что его обращение направлено для рассмотрения в прокуратуру Константиновского района – в общем, тем, на кого жаловались. «В соответствии с инструкцией». Дальше – тишина. 

– Какая компетенция, какая инструкция? – возмущается Дорофеев. – Заявление о совершении преступления должно быть рассмотрено в течение трёх суток! В крайнем случае, срок могут продлить до десяти дней, но прошло уже больше полутора месяцев, а заявления отфутболивают из инстанции в инстанцию. Мы пока не подавали жалобы на действия областной прокуратуры и следственного управления в вышестоящие инстанции, но для этого уже есть законные основания.

По словам адвоката, после известных событий с подбросом наркотиков московскому журналисту Ивану Голунову ситуация с «наркотической» 228-й статьёй УК РФ чрезвычайно обострилась. По ней и другим аналогичным статьям осуждены более 26% заключённых. И сейчас, после «голуновского» скандала, начали поднимать для проверки старые дела. 

Палочная система и её последствия

Около сорока академиков и профессоров РАН обратились к президенту с требованием пересмотреть все уголовные дела по уголовным статьям 228 (незаконное приобретение, хранение наркотиков), 228.1 (незаконное производство, сбыт наркотиков) и 229 (хищение либо вымогательство наркотических средств). Путин академикам не ответил, но поручил Генпрокуратуре, Следственному комитету, МВД и ФСБ проанализировать правоприменительную практику по делам о наркотиках и «принять меры по повышению эффективности контроля за законностью решений в этой области». А в СМИ появляется вал публикаций о подбросах наркотиков и об откровенных фальсификациях уголовных дел, когда прокуратура просто проштамповывает обвинительное заключение, составленное следователями. «Крестьянин» уже писал о резонансном деле Валерии Студеникиной: сотрудники ростовского наркоконтроля прямо на улице затолкали девушку в машину и обвинили в сбыте наркотиков, а потом, по утверждению её отца, обещали закрыть дело за взятку в 5 миллионов (начата внутренняя проверка МВД, но её результаты ещё неизвестны). А «Новая газета» публикует любопытную статистику: за десять лет в России было вынесено всего четыре приговора по статье 303 УК за фальсификацию «наркотических» дел. Все – условные.

Ещё интересный момент: по словам Дорофеева, лет девять назад, когда он работал в суде, в среднем у районного судьи было в производстве четыре или пять дел, из них два – по наркотикам. Сейчас – пять из семи или восьми. 

Совпадает ли это с общим ростом наркомании? Дорофеев считает, что нет:

– Всему виной пресловутая палочная система. Вот я наркополицейский, я вычистил у себя в районе всех наркоторговцев, за год отправил в суд сто дел. И в следующем году у меня набралось только пятьдесят дел по наркотикам. Меня сразу вызывают на ковёр: «Почему не работаешь?» Так нужно же ещё, чтоб показатели росли – в этом году 100, а в следующем 120. И начальник меня прикроет, и суд – круговая порука. Сотрудники полиции – заложники этой ситуации. Кто не хочет так работать – уходит. 

И всё-таки – прокурорская проверка

В официальных письмах, которые редакция послала прокурорам Константиновского района и Ростовской области, мы спросили: правомерны ли действия помощника прокурора Константиновского р-на Нефёдова Е.Ю., поддержавшего обвинение в отношении Алексея Ерыженского? Возможно ли было назначение Ерыженскому альтернативного наказания, не связанного с лишением свободы, либо прекращение дела? А также: считают ли руководители прокуратуры нормальной и законной практикой помещение в колонию строгого режима человека, не осознающего свои действия? 

И получили ответ из областной прокуратуры:

«Поскольку поставленные Вами вопросы требуют изучения материалов уголовного дела в отношении Ерыженского А.В., прокуратурой области организована проверка законности и обоснованности состоявшихся в отношении последнего судебных решений». 

Мы знаем, как редко в России пересматриваются судебные приговоры. Но мы ждём результатов этой проверки. Ведь ситуация отнюдь не рядовая: психически больной человек – в колонии строгого режима. И сидеть ему, если ничего не изменится, ещё семь лет.

Анна КОЛОБОВА
Фото из архива семьи Ерыженских