«Если человек не умеет любить, то это не лечится»

Приёмные дети – это нелегко, но Журавлёвы готовы повторять этот опыт снова и снова

Супруги Журавлёвы – бывшие жители Ростова-на-Дону. Уже десять лет как переехали в Мясниковский район, в слободу Петровка. Оба раньше занимались малым бизнесом, торговали на рынке. В бытность горожанами пришлось даже ютиться в двухкомнатной квартире в количестве одиннадцати человек – когда они сразу приняли в семью шестерых детей. 

– Даже нет фотографии, где мы абсолютно все вместе. У нас четырнадцать детей и четверо внуков, – говорят супруги.

«Или я ей мамой стану?»

Познакомились Журавлёвы в девяностых, на рынке – торговали рядом. У Аллы была точка с фототоварами на Семашко, Владимир продавал продукты. Встреча сразу обернулась конфликтом. 

– Мне нужно было либо час туда-сюда бегать, либо привезти всё сразу. Я выбрал второй вариант и оставил соки на её месте. Она прыгнула на меня и закричала: «А ну-ка убирай свой товар с моей точки!» Я подумал: «Вот же жаба!», – смеётся Владимир Журавлёв. 

– Я сначала наехала, потом оттаяла, – улыбается Алла. – Предложила отметить знакомство. Немного выпили, поговорили. Мы были просто друзьями, разгадывали кроссворды, болтали между работой. Тогда у обоих были свои семьи. У меня – муж и двое сыновей. У него – жена и дочь. Потом Вова расстался с женой, мой супруг пустился во все тяжкие: куролесил, всё время пил, загулял. А тут Вова. 

– У нас был «служебный роман». Алла умная и очень надёжная, взвешенная, рассудительная. Первая жена, Марина, была совсем из другого теста. Я женился на ней после дембеля. Вернулся, встретил красивую девочку. Она так таинственно молчала, что я подумал: наверно, мудрая. А поженились, стали жить вместе – за голову схватился. 

Когда Владимир женился на Алле, то взял к себе дочь от первого брака, Катю. Мать претензий не имела и воспитывать её не хотела. 

Рождество – один из главных праздников семьи. Настя приехала в гости с дочкой

– После развода Марина родила от другого мужчины ещё одного ребёнка, – рассказывает Алла. – Малышка голодала. Нам звонили соседи, жаловались. Мы приехали, взяли к себе девочку на время. Прошёл месяц, я Марине говорю: «Ну как ты? Хочешь взять Настю обратно? Или я ей мамой стану? Мне не хочется быть бесплатной нянькой в непонятном статусе». Она подумала и сказала: «Пускай лучше с вами живёт». Насте было два года, это наш первый приёмный ребёнок. Голод её сильно измучил. Она за едой тряслась. Кушала, наедалась и всё равно могла что-нибудь украсть про запас. Как-то на Рождество я накрывала на стол. Она подходит: «Мама, а это что?» – «Это праздник».

Посидели, поели, наступает пора убирать со стола. А Настенька смотрит на меня, и у неё полные глаза слёз. «Мама, а что, праздник кончился?» То есть для неё праздник состоял в том, что был полный стол еды. Моя жалость оказалась плохим советчиком. Была середина января, тут ещё у тёти день рождения, в общем, у Насти – праздник за праздником. Переела. С сильной рвотой попали в ЦГБ. Я ей объясняю, что тут её будут лечить. Пришла медсестра делать укол. Настя морщится, плачет, терпит, а потом оборачивается и говорит: «Спасибо».

После Насти Марина родила ещё одну девочку. Оставила её в Доме малютки, написала отказ. Журавлёвы об этом узнали поздно. К тому моменту ребёнка уже удочерили. 

– Сейчас у моих детей где-то есть сестра. Закон, запрещающий разлучать детей, в этом случае не работает, – говорит Алла Михайловна. – Если бы Марина мне сразу сказала, я бы первая подала заявление, и детей бы не разлучили. 

Единственный способ сделать так, чтобы дети друг друга узнали – это с разрешения приёмных родителей организовать знакомство. Но тут много нюансов. Девочка может не знать, что она приёмная. Возраст у неё опасный – четырнадцать лет. 

– Я на горьком опыте знаю, как это тяжело. Когда Настя узнала, что она не родная, у неё просто снесло крышу. Стала дерзкая, многое делала назло. Нашла родную маму по интернету. Настя ей писала: «Какое красивое имя ты мне дала». Марина отвечала: «Да, моя девочка». Постепенно у ребёнка сложилось впечатление, что её с мамой разлучили насильно. Отношения осложнились. Другая дочь падала на пол, билась в истерике, кричала так, что на улице, наверно, думали, что мы тут ребёнка истязаем.

Сейчас она замужем, сама мама, и у нас замечательные отношения. Говорит: «Мамочка, прости, я тебе столько крови попила». Она выросла хорошим и чутким человеком.

Перед Новым годом звонила: «Приедем, уже купили тебе и папе подарки». – «Зачем? Вы живёте на съёмной квартире, ребёнок маленький. Да и я в ответ не смогу сейчас сделать». – «А помнишь, вы нам всегда подарки дарили. А мы открытки рисовали. А теперь мы можем сделать подарок, а вы – нет. Ничего страшного». У меня, знаете, есть специальная коробочка под те открытки, и их так много…

Одиннадцать жителей двушки

Оставив рынок, Алла Михайловна устроилась работать в фонд «Я без мамы». В двадцатке, в патологии новорождённых, смотрела за брошенными младенцами. Ходила помогать неблагополучным семьям. Вспоминает, как вывозили мусор из домов грузовиками, делали ремонт, помогали с продуктами. 

– Часто люди начинают пить от безысходности, когда кажется, что нет никаких сил, а вокруг одни сволочи. Если человек понимает, что нормальные люди есть, то ему становится легче, – говорит Алла. – А женский алкоголизм – очень тяжёлая штука. У одной женщины было шестеро детей. Муж ушёл. Бабушка – полная алкоголичка, только дед работал. В доме образовался притон. Я выходила от них на улицу и вытирала туфли об асфальт, потому что на полу была какая-то непонятная жижа. Они звали меня за стол – за него не хотелось садиться, только бежать от него. И тут – эти дети… Старших забрали в приют органы опеки, остались двое малышей. Можете себе представить: мы пришли зимой, в мороз. Мать – в дрова. Дом нетопленый, холодина. А эти дети босиком, в одних нательных майках… Ступни у них красные от холода. Вызвали «скорую».

Варя мечтает иметь магазин, Тима – стать археологом

Потом я мать растолкала, она написала заявление, что разрешает мне временно забрать детей. Привезли их домой. Батюшки мои, а у них вши кишат, что у Дашки, что у Тимки… Мы с мужем их подстригли, искупали, одели в чистое. Даше было два, а Тимур совсем маленький, даже не ходил, только ползал. Постелила им, уложила. Так Тимка ко мне под утро приполз, обнял… 

Журавлёвы взяли к себе и старших. На тот момент семья ещё жила в ростовской двушке, а сразу после оформления документов нужно было забрать детей. В итоге комнаты походили на казармы: четыре двухъ­ярусные кровати стояли друг за другом, между ними был проход к лоджии. Во второй комнате был диван, две детские кроватки и стенка. 

Родной сын Аллы от первого брака воспринял в штыки новость о пополнении в семье. 

– Сказал: «Если ты их возьмёшь, то ты мне не мама». Я и так боялась брать сразу шестерых. Одного ребёнка принять непросто, а тут сразу шесть! Здоровье у меня пошатнулось. Но мы с мужем решили, что детей не оставим. И Миша, к тому моменту почти взрослый, демонстративно ушёл жить к бабушке. Справедливости ради, там было просторнее! Через полгода Миша позвонил поздравить с Восьмым марта. Говорит: «Мам, прости, мне сейчас нечего тебе подарить. Но хочу сказать, что очень тобой горжусь».

Я расплакалась: «Сынок, то, что ты сказал, дороже любого подарка. Приходи, пожалуйста». 

Через несколько месяцев Журавлёвы переехали в слободу Петровку. Попали в проект «Православная деревня», получили двухэтажный дом. Их бесплатно выделяли семьям с приёмными детьми. 

– Ремонт делаем потихоньку: накопили денег – отремонтировали одну комнату, потом другую. Это не так просто. Только поклеишь обои, а они уже кусками валяются. Я сначала не понимала, зачем дети портят красивое. Потом мне попалась книга Людмилы Петрановской. Я читала, узнавала своих детей и плакала. Это их боль так выплёскивалась. Мы не успевали дарить игрушки, они тут же их ломали. Даша рвала плюш зубами. Плинтусы оторвали даже на потолке. Гипсокартонные стены насквозь дырявые. Смотришь, и такое ощущение, что били шрапнелью. Так было по всему дому. Даша очень любила плескаться в воде. Мы купили заводной катер, чтобы она с ним игралась в ванне. А мальчишкам – по автомату. Что вы думаете? Даша пустила катер в воду и тут же вырвала все провода. Пришла к Тиме, поменялись игрушками. Тима попытался запустить кораблик, а он не работает. Идёт ко мне, смотрю, а там всё зверски сломано. Бегу к Даше, а она сидит с автоматом. Видит меня и ломает его поскорее, пока я не отобрала. 

– Сейчас она стала взрослая и бережливая, – улыбается Владимир Журавлёв. – Совсем другая. У приёмных детей такая ломка. Настя, например, убегала с соседской девочкой. Ей было сложно признать приёмную маму на 100% своей – это же родную предать. И когда у неё кто-то спрашивал: «Настя, а мама выпивает?» – она отвечала: «Она просто болеет». Я иногда звонил их родной маме, просил: «Оксана, ты сегодня не пей, я детей привезу. Ладно? Они очень соскучились». Она была неплохой человек, пыталась держаться, но противостоять алкоголизму сложно. 

– Да, у них была пьющая мама, – подключается Алла. – Она понимала, что дети не могут с ней жить, и плакала. Все там плакали. Но эти дети знают, что такое любовь, они умеют любить. И после родной мамы, которую они любили, принять другую действительно очень сложно. А первая жена мужа, Марина, любить не умела. Как-то пришла ко мне в гости. Ребёнок раскапризничался. Марина сморщилась: «Фу! Оно же всё время кричит, как ты это выдерживаешь!» А это никакое не оно, это живой ребёнок, причём её кровный! Если человек не умеет любить, то это не лечится. Я тогда Марину выгнала, дитя схватила, плачу и целую. Мне было так обидно за своего ребёнка. 

Кнут и пряник

На семейном совете Алла сказала детям сразу называть её мамой, а Владимира – папой. 

– У нас семья. Нет никакой «тёти Аллы» и «дяди Вовы» – они нам не племянники. Они – наши дети. Да, приёмные, но наши, – считает Алла Михайловна. 

– Я не возражал, когда Алла предложила забрать Настю у моей бывшей жены, – говорит Владимир Журавлёв. – Спросил, готова ли она к такому, точно ли это нам надо. Но оказалось, что это было не так уж и страшно. После Насти я относился спокойней к новым детям. Содержать их нам помогает государство, без этого было бы тяжело. 

В семье Журавлёвых старшие присматривают за младшими, а родители – за всеми сразу. К старшим старались относиться как к взрослым. 

Как-то Алла решила поэкс­периментировать и предложить детям заработать денег. За уборку на кухне предлагала баллы. Качественная уборка – пять баллов. Что-то пропустили – четыре. На кону было пять тысяч рублей. 

– Тима заработал денег, купил пистолет. И кто-то из детей его сломал. Сына я обнаружила в слезах. «Ну и чего ты плачешь? Сколько стоил этот пистолет?» – «Сто рублей!» – «Тю. Ну, слушай, новый купим». А он голову поднимает и с возмущением: «Да-а? А ты знаешь, как тяжело их зарабатывать?» Ага, думаю, сработало. Так же я учила своих сыновей: когда работала на рынке, платила им за переноски, как грузчикам. В итоге привыкли зарабатывать с подросткового возраста и знают цену деньгам. Тима мне говорит: «Мам, я хочу побыстрее вырасти и пойти работать». – «Зачем? Надо сперва учиться». – «Я хочу работать, чтобы помогать тебе». Даша ещё не определилась, куда поступать. Матвей интересуется физикой, хочет быть конструктором, инженером. 

С младшеклассниками уроки делал Владимир. Вспоминает, как долго выправлял Матвею почерк. Мальчик писал с разным наклоном. Дочь Алиса училась с трудом. Она готовилась к уроку, но у доски молчала. 

– Алиса молодец, она с характером. За что-то возьмётся – непременно сделает. У неё была голубая мечта стать режиссёром. Но с плохой учёбой об этом можно было забыть.

В итоге выправила. Сейчас учится в кинотехникуме, – рассказывает Алла.

Родной мамы детей уже нет в живых, бабушки – тоже. Настя с мужем забрали деда к себе. Он лежит с переломом бедра третий год. 

Журавлёвы приняли в семью и двух соседских ребят – жителей «Православной деревни». 

– Перед самым приёмом детей у соседки умер собственный пятилетний сын. Ей самой была нужна помощь, – считает Алла. – А она взяла двух мальчиков. Причём один из них

– Ваня, точно так же звали её родного сына. Страшно, когда мать зовёт: «Ваня» – и понимает, что её родной Ваня в земле, а этот – живой. Это внутренне тяжело. Я видела, как она билась в истерике. Она много дала детям как воспитатель, педагог. Учила их лепке, вышиванию, рукоделию. Преподавала у нас в воскресной школе. Но когда душа надорвана потерей ребёнка, она может дать знания, но не может дать любви. И однажды она сказала: «Я так больше не могу». Мы взяли мальчиков к себе. 

В семье два главных праздника: Пасха и Рождество. На Пасху дети бегут в церковь звонить в колокола. Приезжают старшие, уже выросшие дети. Собирается примерно двадцать пять человек, стол занимает всю комнату. На Рождество разбирают подарки под ёлкой. Лучшим Владимир считает набор «Лего»: даже если теряются детали, конструктор можно собрать. Дарили блютуз-наушники, но дети их быстро сломали. 

– Мечтаем о семейной маршрутке, но не можем себе позволить, – признаётся Алла. – Мы живём в слободе одиннадцатый год. Трудно собрать всех детей и поехать куда-нибудь – хоть в зоопарк, хоть в кино. Я просто мечтаю, чтобы дети увидели Москву и Санкт-Петербург. Ну как это? Мы живём в России, в большой и интересной стране, а дети почти ничего, кроме нашей деревни, и не видели. В Ростов иногда выезжаем. Часть детей выросла, разъехалась, и нас стало меньше. Мы купили легковушку, но нас всё равно слишком много, чтобы там поместиться. А хочется открывать что-нибудь новое вместе. 

Чувствую себя гвоздиком

– По телевизору часто показывают радостные приёмные семьи. В большинстве случаев это работа на камеру, – говорит Алла Журавлёва. – Мы столкнулись с большим количеством проблем. Это очень трудно, отнимает много здоровья и сил. С этим нужно либо смириться, либо воспринимать как работу. 

– Последнее – самое сложное, – считает Владимир. – У нас так не получилось. У жены сахарный диабет, у меня тоже начался. Не от того, что сладкое очень любим… Но если бы могли всё повторить – повторили бы. 

– Может, ошибок было бы меньше, понимания – больше, – добавляет Алла. – Я думаю, что нужно хорошо работать с приёмными родителями, готовить их к усыновлению, объяснять, с какими проблемами они столкнутся. Когда мастер берёт в руки глину, он работает и хочет видеть результат своего труда. С детьми этот результат непредсказуем, с приёмными – тем более. Бывает, лепишь-лепишь, вроде красивый кувшин намечается, а потом бах – и снова кусок глины. Все хотят взять маленькую девочку со светлыми глазами и симпатичными кудряшками, родители которой погибли в автокатастрофе. Но на миллион детей такая одна. Нужно, чтобы приёмные родители сами рассказывали о сложностях, с которыми сталкиваются, обменивались опытом и взвешенно подходили к вопросам усыновления. 

Алла считает, что детей нужно брать по одному. Период, когда шестеро детей влились в семью, Журавлёвы считают одним из самых непростых. Порой приходилось созывать «консилиум» приёмных родителей, чтобы разобраться с ситуацией. 

– Нужен хороший психолог, который будет вести семью, разговаривать и с детьми, и с родителями, – говорит Владимир. 
Сказывается и общественное предубеждение. Алла помнит, как к давлению со стороны опеки добавлялась школа или детский сад. 

– Вплоть до «а почему у вашей дочки трусы недостаточно белые – нет денег на новые?». В придачу к тому что воспитание сам по себе процесс нелёгкий, а четырнадцати детей – тем более, такое давление может оказаться той самой последней каплей. Одно время я чувствовала себя, как на подлодке: никуда не денешься. Выйти нельзя, а сил никаких нет. Муж отправлял к маме отдыхать. Но я бы повторила этот опыт, если бы знала, что меня ждёт. Ведь хорошее тоже было, и очень много. Маленький Тима, например, был очень милый. У нас две коровы. Тима смотрел, как папа с ними управляется, и вдруг выдал: «Мама, я хочу быть коровой». – «Почему?» – «Чтобы папа меня доил». А как-то мы его коротко подстригли, и дети подходили погладить его или шлепнуть по затылку. И он мне говорит: «Чувствую себя гвоздиком. Все пытаются ударить по голове». Сюрпризы делают. Как-то мы с Вовой уехали по делам, приезжаем, а дома такой запах приятный! Наши девочки печений напекли. Летом бегут в поле, набирают огромные букеты, дарят… 

– А мне дочка как-то сказала: «Ты лучший папа, просто мечта». Я удивился. «Настя, – говорю, – посмотри какой Василий Владимирович хороший, детей в Архыз отвёз. А я что?

В лагерь вас отправил, сам вожусь». – «Не, папа, ты добрый!» Это, знаете, приятнее всего на свете. 

Ирина БАБИЧЕВА
сл. Петровка, Мясниковский р-н, 
Ростовская обл.
Фото Юрия Савенко 
и из архива семьи Журавлёвых