Шестнадцать и пятьдесят
Какими на самом деле были погибшие артиллеристы из батареи Оганяна
«Пушка» – так местные называют монументальный комплекс героям-артиллеристам, погибшим на кургане Бербер-Оба в бое с немецкими танкистами в Мясниковском районе. В честь двух артиллеристов в Ростове названы улицы – Вавилова и Оганова. В канун 76-й годовщины освобождения города рассказываем, кем были солдаты, погибшие на кургане.
Путь на фронт
Сергей Оганян, командир батареи, в юности обожал играть на рояле и гонять в футбол. Он знал двенадцатый прелюд Шопена. Как-то после футбола он пришёл домой, налил воды и умывался. Подошедшая мать заметила у мальчика на правой ноге, у большого пальца, татуировку, пишет Михаил Котов в книге «На Южном фронте».
– Вся команда сделала наколку, – объяснял Серёжа маме. – Не мог же я пойти против коллектива! Верно? Череп и кости означают, что у игрока смертельный удар…
Тот поступок мама Сергея, Азнив Акоповна, не одобрила. Зато следующий заставил её гордиться сыном. Однажды, хлопоча на кухне, услышала по радио свою фамилию.
Оказывается, с моста в реку упала девушка; проходящий мимо Сергей с другом сиганули следом и вытащили тонувшую.
На фронт Сергей отправился вместе с другом Василием Пузырёвым, однокурсником по артиллерийскому училищу. После выпуска им обоим дали звание лейтенанта.
В поезде Сергей познакомился с Машей Скворцовой, казачкой из Ростова.
– Непохожа? – спросила его Маша и засмеялась. – Думаете, какая казачка без кос?
Подруга Маши протянула Сергею фотографию девушки с длинными толстыми косами.
– Зачем вы обрезали? – удивился Оганян.
– Иначе в сандружинницы не брали.
Сергей Оганян
Маша без умолку рассказывала о «Ростсельмаше», где работала водителем электрокара, и драмкружке, где пробовала себя актрисой.
Ранним утром на станции Лихая ребята впервые попали под бомбёжку. Сонный Оганян и Пузырёв никак не могли найти свои сапоги. Сергей услышал крики в поезде и вылетел в чём был, прикрикнул на растерявшихся ребят и девушек из сандружины, повёл всех на выход. Когда выпрыгнули из вагонов, Сергей заметил, что рядом нет Пузырёва, и забеспокоился. Но тут из вагона послышался спокойный голос Василия:
– Идиоты. Спозаранку решили пугать. Кретины!
Пузырёв одёрнул гимнастёрку, затянутую ремнём. Он был настолько хладнокровен, что даже успел застегнуть воротник под горло и надеть фуражку.
После бомбёжки дорога на фронт продолжилась. Вскоре Пузырёв с Оганяном прибыли в 9-ю армию. Документы лейтенантов приняли. Из-за учёбы в артиллерийском училище Оганяна сразу назначили командиром первой батареи, Пузырёва – его заместителем.
Два Сергея – это хорошо
Знакомство с батареей началось не лучшим образом: вблизи точки стоянки Оганян с Пузырёвым попали под обстрел. Василий, забыв об осторожности, высунулся из укрытия.
– Прячь голова! – услышали они. – Пропадёт. Запасной голова не бывает…
Когда опасность миновала, боец вышел и представился наводчиком Мовсесом Гуляном. Новоиспечённый командир тут же отчитал наводчика за то, что тот оставил орудие.
– У меня приказ был – вас встретить, – пробурчал Гулян.
– А вдруг танки, что тогда? Кто наведёт приборы? – не успокаивался Оганян. – Не я придумал устав!
– Зачем волнуешься, лейтенант? Мы все на батарее, как пальцы на одной руке. Шрам видишь на щеке? Осколок. Упал Мовсес. А кто наводил пушку? Сержант Григорий Корсунов. Всё делал: командовал расчётом и наводил. У нас говорят: если пойдут неудачи, то и о халву зубы сломаешь. Не волнуйся, командир.
Комиссар батареи, младший политрук Сергей Вавилов, обрадовался тёзке.
– Два Сергея – это хорошо. Цыганка сказала бы: к счастью, – заявил Вавилов. Он был самым старшим на батарее: были в составе и семнадцатилетние ребята, а Вавилову было 32.
Это делало его фигурой несомненного авторитета. Но стоило только младшему политруку получить письмо от матери, как он начинал улыбаться.
– У меня трое детей, я старше всех на батарее, а пишет мне, как пацану, – смеялся он. – Что я ем и как я сплю. И называет Вавилончиком. Эх, мама…
А меню у батареи было нехитрое. На этот счёт Алексей Брикунов, заряжающий из второго расчёта, сочинил частушку:
Старшина Рагим Дадашев
Закормил нас пшённой кашей.
Завтрак – каша, и в обед
Лучше каши блюда нет.
Мы совсем не против каши.
Пусть запомнит старшина:
Пожалей желудки наши
И спаси нас от пшена.
Ездовой Василий Ткаченко почти не говорил по-русски, но вместе с Мовсесом Гуляном они как-то переводили попавшую к ним украинскую газету: Ткаченко читал вслух, Мовсес переводил устную речь на русский.
– Давайте цю листовку, – убеждал он Вавилова, – Гулян и Мамедов мою мову розумиют. Ще трошки повоюем, я и вас, товарищ комиссар, научу читати по-украинськи.
Ещё одним харизматичным артиллеристом был дагестанец Велихан Велиханов из аула Ахты. Крупный мужчина с угрюмым лицом, неразговорчивый, он поначалу казался артиллеристам нелюдимым, ни к кому не чувствовавшим привязанности. Но по ночам после упорного боя Оганян, лежавший неподалёку, слышал, как Велихан во сне бормотал имя жены. Когда Сергей спросил дагестанца, кто такая Селимат, тот просиял.
– Жена, в школе работает, – рассказывал он. – Через год сын учиться пойдёт.
Сблизило артиллеристов и то, что Оганян при формировании дивизии был в Махачкале и делился воспоминаниями о Дагестане.
– Пять лет работал в конторе связи, в отделении литейно-технического узла, – говорил ему Велиханов. – Тянул провода в горах от аула к аулу. Зимой от мороза и ветра руки коченеют. Становись, Велихан, альпинистом. Селимат плакала: «Одумайся, сорвёшься в пропасть – и шакалы не найдут. У нас же двое маленьких детей. Находят же люди человеческую работу, дома сидят», – вспоминал он и смеялся: – Эх, плох тот джигит, который послушал женщину.
– Послушал? – спрашивали на батарее.
– Земляки избрали председателем колхоза. Совсем потерял покой: то в райком партии, то заседание правления артели, то падёж скота на МТФ, то черепицы не хватает на сельский клуб. Затосковала ещё сильнее моя Селимат…
Сам же Оганян признавался, что ему очень сильно нравилась казачка Маша из сандружины. Они ещё встретились: Маша вела пленного немца для допроса, и её путь прошёл через батарею Оганяна.
«Шпионку поймал»
Раненный в живот наводчик Пётр Овчаренко случайно обнаружил у кургана двух женщин, подозрительно вертевшихся рядом с батареей в кустах. Одну схватил, другая убежала.
Овчаренко, туго перебинтованный, вёл пленницу как можно грубее, чтобы та не догадалась о его ране.
– Шпионку поймал, командир! – кричал Овчаренко и гордо рассказывал по дороге солдатам: – Слышу в траншее чей-то шепот. Кто же это, ядрёна корень? Подставляю ухо поближе – батюшки, на иностранном языке! И голоса бабские. Ах, ядрёна корень, думаю, проклятущие фрицы стали баб засылать лазутчиками. Да как свистну! И бух в траншею. Одну ведьму схватил, другая сбежала. А эта – в слёзы, вырывается, лопочет что-то!
Хорошо, что это лопотанье услышал Сергей Оганян – и узнал армянский язык. Женщину звали Сирануш Бостанджиян, она была жительницей села Большие Салы. Вместе с мамой Сирануш решила помочь бойцам и предложить как-то разнообразить их меню.
Когда Оганян перевёл то, что тараторила «ведьма», солдаты покатились со смеху, а Овчаренко залился краской.
– Получилось-то, ядрёна корень, того… Но могло быть хуже. Передовая с огоньком, тётушка. Соображать надо!
С того дня Сирануш вместе с мамой приносили солдатам обед и брали на дом стирать одежду. Сирануш располосовала простыни, прокипятила, прогладила раскалённым утюгом и принесла незадачливому инквизитору Овчаренко.
– Стерильные, – убеждала она солдат, – я в больнице работаю, знаю…
В день рокового боя на батарею шли танки. Сирануш еле добралась до кургана, говорится в книге «Баллада о матери».
– Тут будет ад, – сказала она. – Прикончат вас эти ироды. Я вас всех спрячу. У нас во дворе два погреба. Пойдёмте…
– Ростов из погреба не защитишь, – ответил Оганян.
Он дал Сирануш вышитый по краям платок.
– Постирать? – Сирануш сунула платок в карман.
– Не надо больше стирать. Это платок моей мамы. Если со мной что случится, верните ей.
Позади послышался крик:
– Хрен им, а не Ростов!..
Бой длился два дня. Потом уже посчитали: раскуроченных танков было пятьдесят. Убитых артиллеристов – шестнадцать. Выживших не было.
Спустя несколько лет Азнив Акоповна приехала на могилу артиллеристов. Туда же убирать траву пришла Сирануш; там они и встретились.
«У моего сына две матери», – сказала Азнив Акоповна, выслушав рассказ Сирануш. Мама Сергея Оганяна приезжала в Мясниковский район каждый год, а школе подарила рояль сына.
В документальных источниках о батарее пишут с большим героическим пафосом. На самом деле они, конечно, не выкрикивали: «Умираем, но не сдаёмся», стреляя из орудия по танкам. Мне слабо верится, чтобы молодые ребята действительно хотели умереть. «Хрен им, а не Ростов» – это больше из жизни.
Ирина БАБИЧЕВА
На фото Сергей Вавилов
