Лошадь века

В молодом неказистом коньке едва не проглядели будущего чемпиона международных соревнований

Мы сидим Николаем Павловичем Корольковым в маленькой комнате – пристройке к старой конюшне на Ростовском ипподроме. Заслуженный мастер спорта СССР вспоминает «дела давно минувших дней». События, люди, лошади живо встают из теперь уже далёкого прошлого – семидесятых годов ХХ века. Сегодня разговор зашёл о его коне Эспадроне.

– Николай Павлович, как вы узнали, что Эспадрона считают «лошадью века»?

– Мне недавно позвонили из Польши, потом из Голландии. Историки конного спорта выбирают в каждой стране лучшую лошадь, добившуюся выдающихся результатов в том или ином виде соревнований. По их подсчётам, в Советском Союзе, а до этого и в дореволюционной России самой результативной конкурной лошадью оказался мой Эспадрон.

– Расскажите, как произошла ваша первая встреча с этой, как теперь оказывается, «лошадью века».

– Я работал в конном заводе имени Кирова. Туда привезли жеребца Эола. Мой старший коллега, известный спортс­мен Павел Деев сказал, что это будет мой конь. Вечером мы поехали смотреть коня. А в заводе был такой обычай: если забираешь коня, нужно ему «обмыть ноги», то есть выпить за то, чтобы конь хорошо служил новому хозяину. Я купил две бутылки водки для этого «обряда». Только мы приехали, как работники зарезали барана, и вскоре прибыл сам директор завода Юрий Григорьевич Савицкий. По этому поводу в комнате отдыха устроили целый банкет. Раз директор приехал, то собралось почти всё заводское начальство. Тут, за столом пошёл неожиданный для меня разговор: Павел Деев стал говорить Савицкому, что он берёт Эола себе. Такой поворот меня расстроил. Я вышел на улицу и сел на лавку. Тут же сидел старый работник конного завода – дед по фамилии Оленченко. Имя уже не помню. Он спросил, почему я расстроился, и я рассказал. Старик сказал, что горевать не о чем. Если нужен хороший конь, то вот он стоит рядом. 

– Посмотри второго с краю. Это будет тебе хороший конь! – сказал.

Вижу, стоит неказистый молодой конёк. Уши – в разные стороны. Не очень упитанный. Масть светлая, почти соловая. Не приглянулся он мне. С тем я и уехал, даже имя этого конька не спросил. А со мной ходил смотреть коня Михаил Лысенко. Он руководил детской спортивной секцией. Молча смотрел, но, видимо, запоминал.

На следующее утро он очень рано ко мне зашёл и говорит: «А ты знаешь, что за коня тебе дед показал?» Видно, запомнил тавро и посмотрел племенные книги. 

– Его мать – Эпика. А отец – Памир. На нём Александр Картавский (мастер спорта по конкуру, 11-кратный чемпион России. – Прим. ред.) прыгал. Памир от Пилигрима – ещё немецких кровей. А Эпика – от Померанца и Эмблемы. Та – родная сестра Пакета! 

На Пакете Павел Деев выступал на Олимпийских играх. Знаменитый конь!

– Поехали посмотрим.

Когда приехали, коней уже выпустили в леваду, и они там ходили. Я посмотрел, и, честно говоря, мне этого коня стало жалко. Какой-то он скромный, что ли. Кругом обиженный. Другие более активные, наглые. Кормушка там была общая. И ему не доставалось поесть досыта. Конечно, на улице было видно, что кость у коня крупная. Порода видна была. Я решил забрать его.
Поставил в нашей, как тогда говорили, «обкомовской» конюшне. На следующий день вызывает меня директор и говорит: «Ты что, с ума сошел? Привёл рабочего коня. Тебе что, лошадей хороших мало? Бери любого. А этого чтобы здесь не было!»

Ну а я уже решил, настоял, чтобы Эспадрон остался. Правда, я его прятал. Конюхи уже знали и, как только выводка, или гости высокие, отводили его на рабочую конюшню. А я с ним работал.

Так прошло два с половиной года. Эспадрону шёл уже четвёртый год. Как-то в марте была выводка. Я хотел увести коня в рабочую конюшню, но там почему-то оказалось заперто. Шёл дождь. Я надел на Эспадрона попону и стоял в стороне. В это время директор шёл со своей свитой через «обкомовскую» конюшню. И тут Эспадрон заржал. Он вообще голосистый был. К тому времени вид коня изменился. Он потемнел, грива красивая с проседью. Освоился. Директор спрашивает: а что это за лошадь там, в кончасти, бегает? Ему отвечают – это Королёк со своим конём. Он меня вызвал и спрашивает: «Неужели это – тот самый конь?» Я говорю: «Он и есть!» Директор долго не мог поверить.

– Как дальше сложились ваши отношения с Эспадроном?

– Разное было, в том числе трудности и неприятности. Когда Эспадрону было пять лет, мы поехали в Нальчик на соревнования. Нам в команде не хватало одной лошади. В пять лет они должны ещё 130 см прыгать. Так мы тавро 01 подправили на 00 – вроде он на год старше. И я отпрыгал на нём два гита 140 см – «нулём»! Тут моего коня заметил Александр Фердинандович Адамсон, тренер сборной России. Он как раз набирал сборную для поездки в Германию, и я поехал с ними.

Когда коню было шесть лет (а по тавру – семь) на международных соревнованиях в Вильнюсе я выиграл конкур. На первенстве Союза я прыгнул два метра на мощность прыжка, конкур 150 проехал «нулём». Был за границей – в Польше и Голландии. В седьмом году выступали на международных соревнованиях и сразу поехали на чемпионат мира. Был призёром в Леавардене, в Голландии. В 1979 году выиграл Кубок Польши. Дальше – спартакиада в Москве, потом чемпионат Европы. Там всё сложилось удачно. И конь подошёл в хорошей форме. И свободы у нас было больше. В Кубке Наций я занял третье место. Но в финале случилось такое происшествие. Прошёл сильный ливень. Конь стоял в боксе, крытом брезентом. Когда я утром подошёл, весь этот брезент был полон воды. Коня не было видно. У Эспадрона температура поднялась до 40! Я попросил нашего ветеринарного врача, чтобы он коню температуру сбил, сказал: «Кольни его чем-нибудь». Я знал, что коней колют, хоть это запрещено.

Он мне сказал: «Я уйду, а за двадцать минут под каской ты возьмёшь шприц, и сам кольнёшь». Когда он ушёл, мне нужно было уже выезжать, я поднял каску... а там ничего нет!

Несмотря на это я отпрыгал «нулём» 160 и 170. Потом ещё перепрыжку... и попал в канаву. Остался девятым.

На Олимпийских играх я на трёх лошадях тренировался: на Эспадроне, Рейсе и Топком. Все мои три лошади взяли командное «золото», а я стал серебряным призёром в личном зачёте. 

Сразу после Олимпиады в 1980 году поехали во Францию. Негласно эти соревнования называли «альтернативной олимпиадой». Ведь там собиралась вся спортивная элита, бойкотировавшая Московскую Олимпиаду. И в медали там золота побольше было. Эспадрон хорошо отдохнул перед выездом. И я его специально не напрягал, отказался прыгать после первого маршрута. За счёт этого и выиграл соревнования. 

– Кто у вас были главные соперники в тот раз?

– У меня вообще никогда не было соперников. Мой соперник – маршрут. А если начнёшь смотреть, кто, да что, то и начнёшь нервничать… Это всё равно что заранее проиграть. 

Нужно сказать, что в те годы Кубок Наций был не тот, что сейчас. Препятствия ставили высотой 160 сантиметров. И прыгали в два гита. Это действительно был сложнейший конкур высшего класса. Тут уж все наши спортивные чиновники ходили по кабинетам, как с красным знаменем. Ведь это – первый советский спортсмен выиграл Кубок Наций!

– Какие у Эспадрона были физические параметры: рост, длина тела?

– Рост 166. И длина то же. Квадрат. Он очень хорошо владел своим телом. Интересно, что как-то после сезона соревнований я выпустил Эспадрона в леваду. Он чуть не упал! Подыграл и не знал, на какую ногу приземлиться. Настолько привык, что он зависит от меня во всех своих движениях, что сам чувствовал себя неуверенно. После этого я стал выпускать его чаще на свободу, чтобы он не отвыкал сам владеть своим телом.

– В каком возрасте обычно начинают спортивную карьеру конкурные лошади и как долог может быть их спортивный век?

– Обычно на серьёзные международные соревнования по конкуру допускаются лошади не моложе семи лет. И выступают лет 7-10. Эспадрон впервые участвовал в серьёзном конкуре в пять лет. И продолжал работать в спорте до 10 лет. Он мог бы выступать и дольше, по физическим показателям он вполне был на это способен, не имел серьёзных травм. Но по решению высших руководителей он был отдан в производители. А это не совместимо с большим спортом. Меняется психология лошади. После 20 покрытий это стал другой конь! Появились проблемы со спиной. Но это было решение Министерства сельского хозяйства. Экономика диктовала. Жерёбых кобыл из-под Эспадрона забирали за любую цену!

– Вы сразу с ним общий язык нашли?

– Да. Это был член семьи. Он мне доверял. Не дай господь, если я что-нибудь напортачу на маршруте. Он тогда на меня обижался. Идёт и головой толкнёт, показывает, что я не прав. А если он что не так сделает, голову отвернёт, вроде вину чувствует. Когда мы хорошо отработаем, я его поглажу, он радовался, на меня напрыгивал.

– Говорят, что у лошадей есть спортивная злость, желание выиграть. Это так?

– У Виктора Погановского был хороший конь Фазан. Он много на нём выиг­рывал, и на первенстве мира выступал. Эспадрон с ним в одной коневозке рядом стоял, из одной кормушки сено ел. И никаких конфликтов. Друзья были. Едем рядом с Виктором, повод отдадим – идут безо всяких проблем. Но стоит нам надеть рединготы или белые бриджи и белые рубашки – всё! Не подъезжай! Один скалится, другой щурится, друг на друга готовы броситься.

И память у коней хорошая. Вот Антон Афанасьевич Жагоров говорил: у коня память 30 секунд. Потом бей его, не бей – он не поймёт, за что. Но когда Эспадрона стали отдавать на случку в другие конные заводы, я как-то его два года не видел. Зашёл на конюшню. Я не знал, что он там стоит. Как только я заговорил, он как заржал! Чуть грудью дверь в деннике не вынес. Я подошёл, он так радовался.

...Потом Эспадрона передали на конный завод в Калининград. Там он и пал. Говорят, на его могиле памятник поставили. Но я там не был. Приглашали, но время такое было – не до поездок в Калининград.

Александр ЛИПКОВИЧ

Фото: grozny.tv