И неба было мало, и земли
Порой не сразу разгадаешь смысл иных свадебных традиций
В селе Левокумском, где я вырос, главными праздниками были свадьбы. Село на востоке Ставропольского края небольшое. Все знали друг друга.
По русской, и не только, традиции на свадьбе знакомятся два рода. Люди встречаются, чтобы установить крепкие родственные связи. Что из этого получается? У всех по-разному. Иногда веселье достигает таких масштабов, что представители других культур приходят в полное изумление. Однажды с моим гостем из Франции мы попали в городе Светлограде на второй день свадьбы. Пока уставшие от вчерашнего веселья гости собирались, мирно топтались у бочки с пивом, отхлёбывали холодненького и закусывали красными раками, всё было спокойно. Но когда во двор как ураган влетела ряженая в цыган толпа во главе с двухметровой невестой с грудью, выдающейся на целый метр вперёд, которая намерилась перецеловать всех гостей нарисованными на всё лицо губами, легкомысленный представитель Европы стал истерически хохотать. Очень ему понравилась лихая забава. Потом вся эта, прямо скажем, нетрезвая орава кинулась на сватов, побросала солидных немолодых родителей жениха и невесты друг на друга в старую тачку и с диким визгом покатила не разбирая дороги. Расшатанная тачка подскакивала на кочках, разные части тел сватов по очереди то появлялись из неё, то исчезали. Постоянно были видны только руки, вцепившиеся в борта, и глаза на растрёпанных головах, наполненные ужасом. В конце улицы «цыгане» дружно перевернули тачку, образовав большую пыльную кучу тел. Она, по замыслу исполнителей ритуала, видимо, должна была символизировать единство усилий родителей по оказанию помощи детям в достижении благополучия в любви и безоблачном счастье. Бросив родителей, «цыгане», толкая впереди себя опустевшую тачку, ринулись обратно, выискивая в гогочущей толпе наиболее почётных гостей, чтобы оказать им ту же честь, что и предыдущим пассажирам. Мой французский друг, безусловно, имел все шансы быть первым кандидатом на прогулку в грязном тарантасе на человеческой тяге. «Цыгане» ворвались в толпу. «Невеста» мощной ручищей схватила Жана за французский пиджак и поволокла к тачке.
Тщедушный «жених» при этом всё время пытался целовать его в перепуганное лицо, размазывая по нему яркую помаду. Жалко стало француза. Пришлось вступиться. Дорого мне обошлось его вызволение. Узнав о европейском происхождении жертвы, «цыгане» потребовали выкуп исключительно в евро. Пока шёл торг, мой бедный друг в цепких руках «невесты» стремительно искал в голове ответ на простой вопрос: куда он попал? После освобождения пришлось ему, измазанному помадой, чёрным карандашом, клеем, объяснять, что он просто на свадьбе – мы так веселимся. После того как его отмыли и расчесали, он признал, что было весело.
В моём селе на свадьбы ходили не только близкие родственники молодых, а почти всё женское и детское население. Пока приглашённые гости сидели за длинными столами, говорили первые тосты и одаривали молодых, зрители располагались вдоль низких заборов, у широко открытых ворот, судачили, ждали. После дарения и торжественного обнародования их итогов объявлялся большой перерыв. Люди перемещались по двору, знакомились, наливали друг другу без команды тамады и ждали, поглядывая в глубину улицы. Наконец на ней в сопровождении жены появлялся дед Малей.
Иван Иванович Малеев был первый сельский гармонист. Маленький, худенький, седой. На благородном лице – ухоженные, закрученные вверх усы. На стареньком, всегда вычищенном и отглаженном пиджаке – орден Славы. Дед Малей – наше сельское всё. Люди переносили свои свадьбы, если он был занят. Свадьба без него была не свадьба.
Вот не спеша, с достоинством Малей входит во двор. Лёгким кивком приветствует собравшихся. Молча садится на приготовленный для него табурет. У него два чемоданчика. Это футляры гармошек: большой и маленький. Жена, крупная красивая женщина, кладёт ему на колени красную бархатную тряпицу. Открывает большой футляр. Аккуратно достаёт из него сияющий перламутром инструмент, подаёт Малею. Тот долго приспосабливает ремни. Гармошка попискивает. Народ в напряжённом ожидании волнуется. Женщины в новых туфлях нетерпеливо перетаптываются на месте. Мужчины, каждый из которых гармонист, угрюмо посматривают в сторону Малея, втайне надеясь на провал конкурента. Дед на народ не смотрит. Он как бы сам по себе, отстранённый от мирской суеты творец. Вдоволь навозившись с гармошкой, он застывает, поднимает голову и смотрит в небо, будто что-то вспоминая. Вдруг гармонь издаёт тихий тоненький звук. Толпа напрягается. К одинокому писку прибавляется другой, третий. И вот уже отдельные ноты сплетаются в гармонию звуков, переливаются, звенят. Мощным потоком гармонь обрушивает на притихших людей неимоверной силы и красоты музыку. Она проникает в души, сердца, будто чистой ключевой водой омывает, уносит печали и заботы. В них поселяется радость. А гармонь всё сильнее захватывает, подчиняет. Невероятно, как здесь, прямо посреди сельского двора, рождается музыка. И какая! Её не объяснишь, не перескажешь. Что только не вытворял дед Малей на своей гармони. То обливал волнами грусти до слёз, то бросал в пляс. Мужчины, женщины, дети отчаянно и исступлённо били ногами, кружились, вертелись, обнимались. Казалось, все тяготы послевоенной жизни отступили, и всё теперь будет хорошо, и молодым непременно будет счастье. Всем хотелось счастья.
Но вот наступал главный момент, которого также все ждали. Музыкант вставал с табуретки, бережно передавал жене уставшую гармонь и доставал из футляра другую, маленькую. При её появлении народ дружно придвигался к гармонисту. Каждому хотелось рассмот-реть сияющую начищенными колокольчиками, серебряными вставками, отделанную бархатом саратовскую гармонь. Дед сурово взглядывал на толпу – она, пятясь, отступала. Он ставил одну ногу на стульчик, на колено – гармонь. Наклонялся, будто шептал магические слова, распрямлялся – и народ вздрагивал от музыкального взрыва. Первой шла «Камаринская». Мурашки по коже! Гармонь пела необыкновенными звуками.
Сопровождаемые перезвоном колокольчиков, они искрами разлетались в вечернем воздухе. Малей то поднимал гармонику над головой, то опускал к колену, с необыкновенным проворством работал пальцами, дёргал меха, извлекая весёлые ноты…
Когда на небе появлялись первые звёзды, Малей резко сдвигал меха. Неспешно укладывал гармонь в футляр, вставал и кланялся зрителям. Спокойно, с достоинством выпивал поднесённую рюмку водки и удалялся, оставляя за собой потрясённых его искусством сельчан, уверовавших теперь окончательно, что счастье обязательно будет.
Николай Чачуа
г. Ипатово, Ставропольский край
