Я большого подвига не совершал

Павел Иванович Стадник живёт в однокомнатной квартире, одна из стен которой превращена им в стенд наглядной агитации: газетные полосы с посвящёнными войне текстами, открытки с символикой Победы, пластмассовые самолётики, значки. Он ведёт в школах, по его выражению, патриотическое воспитание.

Перед детворой он, вероятно, встаёт в такую же картинную позу, как передо мной и фотокорреспондентом Корсунским, и произносит заученные слова. Школьники, вероятно, хихикают. Его трудно и не хочется сбивать с этого пафоса. Он живёт прошлым. Как умеет, так и живёт.

Имеет право.

Осмотр регалий

Пиджак Стадника тяжёл от наград. Юбилейных и боевых. Одну я узнаю сразу - «За взятие Кёнигсберга». У моего деда была такая. Сейчас она у меня, потому что дед умер.

Стадник уточняет:

- Лётчик был?

- Танкист. Он в Кёнигсберге горел в танке, но ничего, недогорел.

- А умер от чего?

- Рак.

Стадник предлагает помянуть деда, после чего выдаёт мне один документ за другим, не давая времени внимательно их просмотреть.

- На вот, Марат: Лукашенко прислал медаль. На вот - Матвиенко прислала. На: это мне за Москву - Лужков наградил медалью «60 лет освобождения Москвы». А это мне мой лётчик письма слал. Ты читай, читай, - приговаривает Павел Иванович и тут же протягивает вырезки из газет со своими стихами и заметками.

Как сейчас помню

Война застала 19-летнего Ивана в Ленинграде - в военно-техническом училище. Из него готовили авиамеханика. В июне 41-го курс перебросили под Саратов, на «тракторный» завод, где курсанты собирали истребители Як-1. Потом сформировали полк, дали Стаднику лётчика Бориса Ковзана. Ковзан стал Героем Советского Союза. Но тогда он был младшим лейтенантом, а Иван - сержантом. Они называли друг друга «мой механик» и «мой лётчик». И отправили полк под Брянск.

Субординация

- Проходит мимо врач полка - майор. Проходит, а я сижу на бревне, курю. Нам сначала давали «Беломор», а потом пачки с табаком, - чтобы сами крутили. И он проходит, а я сижу. Возвращается и начал меня ругать: «Почему вы не соблюдаете субординацию?».

А я сижу и думаю: хрен его знает, что за слово такое - субординация? И опять сижу курю. Он ещё посмотрел на меня, повернулся и ушёл. Потом, конечно, объяснили, что нужно вставать и честь отдавать.

Борис мой никогда этого не требовал. Поначалу я руку к пилотке тянул. А он хлопает меня по плечу: «Перестань, Паша». Он маленький был, такой же, как и я. Я ему помогал залезть на плоскость, потом сесть в кабину. Или обратно выбраться. Я большого подвига не совершал. Это он совершил четыре тарана немецких самолётов.

Как сейчас помню

Первым фронтом Павла Иваныча стал Брянский. Потом полк перебросили на Северо-Западный фронт, потом был страшный и знаменитый Демянский котёл под Старой Руссой, Новгородская область. Занявших город немцев окружили наши, их, в свою очередь, взяли в кольцо немцы.

- Ю-52, транспортные «Юнкерсы», возили в город провизию, горючее и боеприпасы, вывозили раненых. Наши истребители должны были их сбивать, - говорит Стадник.

Спрашивать, сбивали немецкие самолёты, летевшие только в город или в обоих направлениях, я не стал.

Приказано плюнуть

- В Прибалтике мы стояли. Вызывает меня инженер-майор. Говорит: Зимин прилетел, командир нашей 240-й дивизии - генерал. Поди подготовь к полёту его машину. Я пошёл к генеральскому Як-3, дозаправил, посмотрел приборы. Иду на пункт, докладываю комдиву, что самолёт к вылету готов. Сам трясусь - боже мой, всё начальство тут.

Зимин мне говорит: «Молодец, старшина. Я лечу на Берлин. Что передать?» - «Товарищ, - говорю, - генерал, откройте кабину и плюньте».

Через время меня опять вызывают. Прихожу, - опять всё начальство. Думаю, может, с мотором были неполадки? Зимин посмотрел на меня:

- Старшина, докладываю. Ваш приказ выполнен.

Как сейчас помню

Потом был Ленинградский фронт, полк охранял от немецких бомбардировщиков Волховскую ГЭС, которая питала энергией блокадный Ленинград. Потом - 1-й Прибалтийский фронт, 3-й Белорусский фронт - полк освобождал Минск. Потом был Кёнигсберг.

- 360 боевых вылетов я обеспечил. А Ковзан провёл 127 воздушных боёв, сбил 28 самолётов противника.

Победу Стадник встретил на германском аэродроме в городе Ораниенбурге в группе наших оккупационных войск. Демобилизовался только в мае 1946-го.

На рейхстаге не хватило места

- 9 мая 1945-го нас на двух машинах повезли из Ораниенбурга в Берлин - и лётчиков, и механиков. Берлин ещё дымящийся, гарь, развалины. Удивилися мы! Фронтон рейхстага - там нужно три лестницы и пять стремянок ставить, чтобы добраться до места, где можно сделать свою запись. «Мы с Волги», «Мы с Ленинграда», всё было расписано. А очень хотелось расписаться.

Попасть в очередь - это тебе не в Берлин

- В этом году 14 февраля, в день освобождения Ростова, собрали нас в Музыкальном театре, - говорит Стадник, постепенно повышая голос. - Должен был прийти мэр Чернышёв. А он не пришёл! За него Леденёва была! А я подготовился! Я за него голосовал! Я за него заметку писал в «Вечёрке»!

Понимаю, обидно. Как и не полученная от государства машина «Жигули-семёрка», положенная всем ветеранам войны. Он не знал, что до 2005 года нужно было встать в очередь на машину. И не встал. И не получил. И не получит. Написал письмо про это Путину, Путин прислал письмо обратно. Но не Стаднику, а в областную администрацию. Граждане из администрации и разъяснили Стаднику, что сам виноват.

Полк заканчивается

Из примерно полтораста однополчан Стадника «с войны вышли» 57. Из тех в живых осталось шестеро. Он мне перечислил:

- Иванченко в Харькове. Сотник Василий Фёдорович и Онищенко Иван Иваныч - те тоже на Украине, а в Минске остался Володя, работает учителем труда - Беляев Владимир Алексеевич. В нашем Донецке Володя Клименко. И я. И на этом родословная нашего полка кончается.

Мы немного выпили

- Бери, Марат, - говорит Стадник, подсовывая по столу ко мне открытую банку сайры. И поясняет: - С маслом!

Пенсия у него неплохая, даже дочке помогает, которая в Москве занимается косметикой. На столе также имеются порезанная на дольки шайба варёной колбасы и сало. А также водка. Потом он берёт баян.

«О чём дева плачет, о чём дева плачет...» - кричит ветеран, растерянно глядя перед собой. Совершенно непонятно, о чем он думает. Спрашивать нельзя. Мне кажется почему-то, что о Вере Константиновне, с которой прожил 40 лет и которая умерла в прошлом году.

С вокалом у Павла Ивановича - просто беда. Фото Веры Константиновны висит в изголовье дивана.

«О чём слезы льёт?»

г. Ростов-на-Дону