«Я отказался от города. И от лжи»

Михаила Петровича Вильчинского земляки уважительно называют профессором, хотя он, кандидат медицинских наук, этой должности никогда не занимал. Однажды этот человек принял удивительное решение: оставил престижную работу в городе и уехал в заброшенный донской хутор. С тех пор прошло 18 лет.

В хуторе Затоне, что расположился на берегу Дона, путь к дому Вильчинского укажет каждый.

- Вы зачем к профессору? - полюбопытствовала местная жительница, которую мы попросили помочь в поиске Михаила Петровича.

- Правда, что он больным людям помогает? Консультирует и денег за это не берёт?

- Помогает. Вам - туды, - указала на одну из просёлочных дорог женщина. - Его дом обит чёрным толем. Петрович может отдыхать в это время! - поучительно добавила вслед.

Вильчинский не отдыхал — разбирал свежую корреспонденцию. Услышав про то, что работаю в газете, улыбнулся:

- Да что писать? Живу и живу потихоньку.

- К вам больные приезжают?

- Я не в больнице работаю, чтобы вести приём. Приезжают - стараюсь посоветовать что-то. Но люди иногда с такими пустяками обращаются! Как-то ранней весной мы рыбачили с хуторянами. Дон разлился, вода вышла на луг. Смотрим: идут в сапогах по воде мужчина и женщина. Тащат с собой маленьких детей. Ребята сразу смекнули: «Не иначе к тебе, Петрович». Точно! Оказалось, они приехали из другой области лечить «неизвестную болезнь». Врачи не определили, что за высыпание у детишек на коже. А это была всего лишь реакция на комариные укусы!

О жизни — штрихами

О своей богатой биографии доктор Вильчинский рассказывает так, словно рисует штрихами.

Родился в Могилёвской области, на берегу Днепра. Отец погиб в 1943-м на фронте, так что растила и поднимала будущего врача и его маленькую сестру мама одна. Школа. Витебский мединститут. А в 1952 году всех выпускников призвали на службу — разгоралась война в Корее, и СССР отправлял врачей, как сейчас принято говорить, в «горячую точку». Михаил Петрович лечил людей, будучи корабельным доктором на военном крейсере: Балтийский флот, Северный... После демобилизации удалось продолжить учёбу.

Он выучил иностранные языки. Работал в разных областях Украины, несколько раз был за рубежом. Сначала в Йемене, когда республика только становилась на ноги, - работал там в госпитале. Потом в Алжире.

- Я не только практиковал, но и читал студентам лекции на французском языке. Знаете, что мне удалось оттуда привезти? - интригующе спросил Михаил Петрович. И, выдержав паузу, добавил: - Медицинскую энциклопедию Робера де Лоса! Выписал её из Франции, когда работал в алжирском городе Оран.

Правда — в народе и хороших книгах

Не будучи врачом, трудно оценить значимость книги де Лоса. Вильчинский бережёт её как сокровище. Он уже разменял девятый десяток, но до сих пор читает литературу на французском языке, чтобы не потерять навыки. А сборники Льва Гумилёва, Куприна — можно сказать, настольные книги.

У Михаила Петровича большая домашняя библиотека, и она регулярно пополняется новой художественной и научной литературой. Вильчинский указал на свежие почтовые посылки:

- Это тоже книги — не успел распаковать.

- Телевизор смотрите?

- Только новости. Правда - она здесь, в народе. И ещё в хороших книгах.

Мы беседовали, и я пыталась понять, что же заставило этого человека бросить всё и забиться в глушь. По легенде, которую рассказали земляки, Вильчинский, человек старой закалки, не принял нововведений 90-х годов в стране, и был вынужден покинуть своё последнее место работы — кафедру луганского мединститута, где занимался дерматологией и онкологией. У Михаила Петровича в разговоре мелькнуло: «Разошлись в политических взглядах с начальством». А из воспоминаний бывших студентов и сотрудников кафедры следует, что Михаил Петрович не смог вынести профессионального невежества нового руководства. На все версии Вильчинский сдержанно ответил:

- Я отказался от города. И от лжи.

Хлеб для Петровича

- Скоро магазин закроется, останусь без хлеба. Пойдёмте со мной? - предложил Михаил Петрович.

Мы вышли на пыльную грунтовую дорогу. С одной стороны — белобокие венцы, с другой — ветхие хуторские домики, покосившиеся заборы...

- Раньше я сюда в отпуск на рыбалку приезжал. Когда задумал распрощаться с городской суетой, сразу решил — в Затон. Семья меня не очень поддержала. Жена до сей поры разрывается между Луганском и мной. Приедет, побудет неделю-другую и возвращается в город, - на ходу рассказывает Михаил Петрович.

У Вильчинского двое детей, пятеро внуков. Все живут в Украине, приезжают к дедушке в гости. Но в основном Михаил Петрович один.

- У меня фамилия такая, - смеётся он, сбивая дорожные кочки. - «Вильк» по-польски означает «волк».

Магазин оказался закрыт. Зато дом продавца - почти напротив.

- Петрович! Что же за хлебом не приходили? - зашумела молодая женщина со двора, увидев расстроенного хуторянина, и послала детей в дом - за хлебом.

- Неудобно как-то! - засмущался Михаил Петрович.

Но детвора уже принесла свежую буханку:

- Берите-берите!

И печник, и лодочник...

За время нашего небольшого путешествия в магазин встретились и другие затонцы, со всеми Вильчинский перекинулся тёплым словом.

- Народ здесь работящий, бесхитростный. Пусть не такой образованный, зато настоящий и небезучастный, - словно знакомил меня с земляками Михаил Петрович. И досадовал: умирают донские хутора. По его словам, недавно закрыли школу в Затоне, потому что мало детей. Молодёжи тоже осталось немного. Не сравнить с тем, что было на заре прош­лого века, когда хутор в случае войны мог выставить сотню верховых казаков!

Заговорили о предстоящей зиме.

- Дровишки надо бы поколоть. Уголь не покупаю: дорого, хлопотно, - поделился Михаил Петрович. - А так я поленцами прокинул, задвижку установил - угли до утра томятся, а мне тепло.

Печку в своём домике Вильчинский переделал сам (у старой была плохая тяга). Выяснилось, что кандидат наук, читающий литературу на иностранных языках, кроме печки сплёл плетень вокруг своей усадьбы — по-казачьему! А ещё смастерил лодку.

- Делал её по книге. Хуторские рыбаки, правда, меня критиковали: баркас будет тяжёлый. Ничего! Я на своём «корабле» на 12 километров вверх против течения Дона поднимался!

К рыбалке он относится трепетно:

- Рыба в Дону есть, надо уметь честно ловить. А то приезжают залётные мародёры-браконьеры, электроудочка­ми рыбу бьют. Хапнули и умелись... Хамство, а не рыбалка.

Проявил себя Вильчинский и как огородник, а вот живность решил не разводить.

- Сил надо много и корма. Моё хозяйство — несколько курочек да кот. Собаки нет. У меня, знаете, когда-то давно был ирландский сеттер - Веста. Её мне подарил киевский профессор. Трофейная была собака, из псарни Геринга. Я после неё так пса и не завёл...

- Есть друзья у вас?

- Я всем рад. Соседи у меня новые, тоже из города сбежали. Муж заболел, городская атмосфера ему во вред, семья перебралась на хуторское житьё. Они баню построили — приглашают. И на чай с вареньем.

* * *

Мы присели на дорожку на лавочке под старенькими окнами. Михаил Петрович обвёл взглядом своё небогатое хозяйство:

- Счастливо жить можно везде, а здесь, где народ к истокам ближе, — тем более. Возвращайтесь, мадемуазель! Буду вас ждать.