Страшнее удара стихии. - История России

Голод 1946 года по своему охвату в два раза превосходил бедствие, поразившее Поволжье в конце Гражданской войны.

Слово «голод» упоминать запрещалось, хотя голодали около 10 млн человек. Сведения о катастрофическом положении населения считались секретными. В архивах ЦК КПСС сохранился отчёт о работе специальной комиссии, изучавшей положение дел на местах:

«...голод охватывает всё большее количество сельского населения... Необычайно высокий рост смертности даже по сравнению с 1945 годом, когда была эпидемия тифа. Основной причиной высокой смертности является дистрофия. Особенно тяжёлое положение сложилось в районах Нечерноземья. Крестьяне употребляют в пищу различные суррогаты, а также трупы павших животных. За последнее время отмечены случаи людоедства...»

Бедствие захватило и Ростовскую область. В самом Ростове за год число умерших от голода и болезней удвоилось. В стране на треть повысилась заболеваемость сыпным тифом. Но главный очаг образовался на Дону. К исходу 1947 года количество тифозных больных умножилось вчетверо. Всего от последствий засухи погибло около 1 млн человек.

Трагедии можно было избежать, если бы не увеличение поставок в государственные закрома при резком сокращении урожайности. В тридцатые годы зерно выкачивали для форсированной индустриализации. Теперь же, после победы над Германией, пшеницу гнали в освобождённые страны Восточной Европы для строительства там социализма. Кроме того, хлебный дефицит усугубили паралич внутреннего рынка, карточная система и нежелание верховной власти, как и в 1933 году, организовать помощь голодающим.

Несмотря на выкачивание сил и средств, голодные крестьяне продолжали кормить страну как могли. У многих из них сохранилась любовь к земле, тяга к труду, унаследованные от поколений предков. Но власть как будто задалась целью извести своих кормильцев. В 1946 году в придачу к засухе правительство урезало на 10,6 млн га площади приусадебных участков сельских жителей, которые расширились во время войны. Этот удар был страшнее удара стихии.

«Справку давай!»

После войны люди надеялись на перемены. На селе распространились слухи о том, что в благодарность народу, вынесшему войну, будут даны послабления, отменят колхозы. Но увы... Уцелевшие фронтовики вновь превращались в беспаспортных крепостных колхозников...

В повести Василия Белова «Привычное дело» бывший фронтовик Иван Африканович Дрынов вместе с помощниками косит сено на лугу для колхоза. За два дня ставят стог. А по ночам Иван Африканович ходит в лес и на полянах косит для себя. «Без коровы не жизнь с такой кучей архаровцев, это она, корова, поит-кормит».

Получив в колхозе 18 рублей за месяц работы, Иван Африканович решил податься на заработки. Но как ехать без паспорта? И он написал заявление на справку...

«Правление в колхозе собиралось чуть ли не каждую неделю, и ждать пришлось недолго. В новой еловой конторе собрались правленцы, приглашённые и просители...

Председатель зачитал заявление и пришлёпнул его волосатым кулаком:

- Товарищ Дрынов?

- Он самый, вся фамилия верная, - сказал Иван Африканович.

- Объясните по существу, - повысил голос председатель.

- Там написано. Всё и по существу.

Председатель крикнул:

- Ничего тут не по существу! Тут всё не по существу! Ты просишь справку по десятой форме. Правильно?

- Точно.

- А десятая форма нужна для получения паспорта, верно? А паспорт тебе нужен для чего?

- Ясное дело, для чего, уезжать хочу.

- Вы же, товарищ Дрынов, депутат! Что это такое? Куда вы собрались уезжать?

- Вам-то что за дело, куда я вздумал уезжать? Я не привязанный вам.

- Никуда вы не поедете! Всё! Возьмите заявление.

Иван Африканович встал. У него вдруг, как тогда, на фронте, когда прижимался перед атакой к глинистой бровке, как тогда, застыли, онемели глаза... и он, дивясь самому себе, ступил на середину конторы и закричал:

- Справку давай! Пиши справку!

Дрынов бешено обвёл глазами всех правленцев. Волчком подскочил к печке, обеими руками сгрёб длинную кочергу:

- Ну!

В конторе стало тихо-тихо. Председатель тоже побелел... и, сжимая кулаки, уставился на Ивана Африкановича. Они глядели друг на друга... Председатель с усилием погасил злобу и сник:

- Ладно... Я бы тебе показал кузькину мать... ладно. Пусть катится к ё... матери. Хоть все разбегитесь...

Он со злом и страдальческой гримасой вынул печать, стукнул ею по чистому листу в школьной тетради, выдрал этот листок и швырнул бухгалтеру:

- Пиши!

Рука бухгалтера тряслась».

Ничто не могло заменить хозяина

К 1950 году эксплуатация крестьянства государством стала запредельной. Колхозники получали за свой труд в среднем 16,4 рубля в месяц, в четыре раза меньше, чем рабочие и служащие. Государство платило колхозу одну копейку (!) за килограмм пшеницы при цене на муку, равной 31 копейке. Говядину колхозы сдавали по 23 копейки, а в городских магазинах она продавалась по 1,5 рубля. Закупочные цены на продукцию колхозов и совхозов были настолько низкими, что нередко расплатиться с колхозниками за работу было невозможно. В каждом пятом колхозе крестьяне не получали ни копейки в оплату за трудодни. Чтобы купить, к примеру, новый костюм, колхознику требовалось работать целый год. А налоговый пресс год от года давил всё сильнее. Средний размер налога на один колхозный двор неуклонно повышался: в 1948 г. - 385 руб., 1949 г. - 419 руб., 1950 г. - 431 руб., 1951 г. - 471 руб., 1952 г. - 528 руб. Налог на всё, что содержал колхозник на своём подворье, был настолько неподъёмный, что держать живность, выращивать фруктовые деревья оказывалось просто невыгодным. Крестьяне снизили производство на приусадебных участках, начали вырубать сады и забивать скот, чтобы избавиться от бремени налогов.

Н.С. Хрущёв в мемуарах написал о том, как он попытался спорить со Сталиным по поводу налоговой политики на селе. Вождь в ответ обвинил его в народническом уклоне.

А государство по-прежнему поддерживало только колхозы и совхозы. Техникой, специалистами, минеральными удобрениями. Расширялись площади орошаемых земель. Казалось бы, всё это должно было привести к каким-то сдвигам в сельхозпроизводстве. Но ничего подобного не происходило. В 1950 году зерна собрали на 40 млн тонн меньше запланированного. Производство мяса оставалось ниже, чем в годы Первой мировой войны. Ни железный занавес, ни тотальная пропаганда, ни умолчание уже не помогали скрывать правду: ничто не могло заменить ликвидированного хозяина на земле. Политическое руководство страны вынуждено было просто врать в официальных сообщениях. Так, в отчётном докладе ЦК партии на ХIХ съезде в октябре 1952 года Г. Маленков заявил о собранных 8 млрд пудов зерна. На самом деле весь урожай потянул всего на 4,5 млрд пудов.

Конечно, существовали и зажиточные колхозы. Но, как правило, это были искусственно созданные «маяки», пользующиеся скрытой поддержкой высших партийных органов. В редких случаях успеха добивались рискованные, предприимчивые и отчаянно смелые люди. Основная же масса руководителей коллективных хозяйств, подгоняемая окриками свыше, не засиживалась в председательских креслах. Их меняли по любому поводу. И зная об этом, они не теряли времени даром.

Как в рассказе Михаила Алексеева «Председателевка»...

«Материальную базу создаю...»

«О своём селе дед Капля говорит: «В коммунизм Выселки придут последними». Говорит вроде бы в шутку, а получается всерьёз. Колхоз в Выселках отсталый по всем, что называется, показателям, хотя мог бы быть и передовым... Природные условия так хороши, что лучше и не придумаешь: чернозём, заливные луга, река и пойма при ней для огородов - во всём районе таких нет. Почему ж отстаёт? Отчего дела идут через пень колоду?

А спросите деда Каплю.

Вместо ответа он поведёт вас в Поливановку - самую благолепную, утопающую в садах часть Выселок, укажет на полтора десятка добротных изб, выглядывающих из-под вишенья, и молвит:

- А вы, дорогой товарищ, знаете, как энту улицу народ прозвал? Председателевка! Их, председателей то есть, меняют через каждые два-три года, бывает, что и через год меняют. Этого времени, понятно, маловато, чтоб колхозные дела поправить, но зато вполне хватает, чтоб своим собственным хозяйством обзавестись. Сымут с должности, так ему, председателю то есть, и горюшка мало... Во-о-на сколько их накопилось, не счесть! А работники из этих бывших, прости, дорогой товарищ, как из хреновины тяж. Пойти, скажем, рядовым на поле либо на трактор сесть - прежнее звание не дозволяет, амбиции у каждого. Только в своём хозяйстве удержу не знают».

Очередным новосёлом на Председателевке стал Василий Куприянович Маркелов.

«Двор его в непостижимо малый срок наполнился скотиной - корова и тёлка - полуторница, десятка полтора овец, коз, куры, гуси, утки. Сена накашивал на две зимы. И когда ему указывали на эту странную непонятную страсть, отвечал насмешливо-ядовито:

- Материальную базу создаю. Без неё, базы этой самой, коммунизм не построишь...»