Служат парни на Кавказе

У моей очень хорошей знакомой сына призвали в армию. Она всегда говорила, что как бы ей ни было тяжело, но она понимает, что сыну послужить надо – чтобы стать настоящим мужчиной, избавиться от излишней лени, необязательности и многих недостатков, присущих современным мальчишкам. А выросшим в неполных семьях парням это особенно нужно: феминизация воспитания – это бич современного общества. 

И вот двери военкомата закрылись, проглотив Валеру и десятка два пацанов. Что ждёт их там, в новой жизни?

Новая жизнь началась с того, что вскоре всех, кто призывался в Ставрополе, перевезли на общекраевой сборный пункт, куда собрали призывников со всех районов. Началось томительное ожидание: когда и куда повезут к месту службы. Валера прождал двое суток. По вечерам близких допускали на свидание. Процедура ожидания, пропуска – тревожное мероприятие, особенно для новоиспечённых солдатских мам и невест. 

Я сам старый солдат – сын офицера, чуть не стал когда-то кадровым военным (решил в конце концов, что это не моё, и бросил училище). Короче, в армии прослужил больше двух лет, бывал не раз на сборах и учениях, приближенных к боевым действиям. Как говорится, навоевался, нравы советской армии знаю хорошо. Разочарую тех, кто тоскует по старым временам: сегодняшняя атмосфера мне показалась более человечной. Ушло высокомерие, которое раньше всегда демонстрировали военные перед гражданскими. Причём это делали не конкретные лейтенанты и майоры, а система в целом. И это было высокомерие казармы: «Если вы такие умные, то почему строем не ходите?» Вот этого сегодня я не почувствовал, и это хорошо. Военкоматские солдаты и офицеры предупредительны, щёк не надувают, говорят нормальным языком.

Как гром среди ясного неба известие: Ингушетия, станица Троицкая, артиллерийская бригада. Мама Лариса в шоке, как, впрочем, и другие мамки. Там, в Ингушетии, стреляют, взрывают, там – опасно! Лариса всегда была убеждена, что нет плохих народов, есть не очень хорошие люди в каждой нации. Но это теория, а когда родного сына коснулось, тут не до толерантности. Не берусь описывать страдания Ларисы Ивановны. Каждая женщина-мама и так прекрасно всё поймёт. 

Через две недели сын сказал, что можно приехать на присягу. Сейчас курс молодого бойца длится всего две недели. А куда тянуть, когда всего служба – год? По моим понятиям – сущая ерунда. Мы-то послужили!

Решили ехать на общественном транспорте. К нам ещё присоединилась семья из села Красного Грачёвского района, товарищи по «несчастью». Доехали до Владикавказа, переночевали там у Ларисиного брата. А утром ингуш Батыр отвёз нас на маршрутке прямо до ворот части. От Владикавказа до Троицкой километров 50. Доехали за час. Поразили дома жителей Ингушетии. Не дома – дворцы. В Осетии или Кабардино-Балкарии люди живут гораздо скромнее.

На проходной предупреж­дающая надпись: «Стой! Стреляют!», она же продублирована и на ингушском языке. На площадке собралось много машин. В основном ставропольские номера, есть немного краснодарских и ростовских, другие регионы представлены единично. К восьми часам к проходной потянулось местное население, все – ингуши: несмотря на название станицы Троицкая, русских здесь практически не осталось. 

Для местных работа в воинской части – удача, стабильно и хорошо платят. Как рассказал мне солдат на КПП, офицеры и их семьи живут на территории части, там же и школа, и детский сад. В общем, гарнизон закрытого типа.

Нас встретил майор, который объяснил, что можно, что нельзя, как будет организована встреча с детьми, и провёл на плац, где и начался ритуал принятия воинской присяги. 

Всё прошло в штатном режиме. Наши парни, как, впрочем, и все остальные, выглядели достойно.

После объятий и поцелуев отправились в казармы посмотреть быт. Нормальный, я вам скажу, быт. По восемь человек в кубрике живут. А в моё время было сто. С недавнего времени введён обязательный после­обеденный сон. Отцы, на долю которых выпало два года и прочие тяготы воинской службы, смеются: «Курорт!»

Нет, конечно, не курорт. Видно, что парни без дела не сидели. Многие похудели, у кого-то ноги стёрты с непривычки. Характерно, что здесь не пахнет ни москвичами, ни питерцами. Подавляющее большинство ребят призваны из сёл и малых городов, 80 процентов из южных регионов, причём славянских национальностей. Видно, военные больше доверяют этой категории: более ответственны, трудолюбивы и умеют находить общий язык с людьми других национальностей. 

А вот жалоб на неуставные отношения не услышали. Бойцов каждый вечер осматривает представитель прокуратуры на предмет следов от побоев. При таком контроле не забалуешь. Да и по парням видно, что на их достоинство никто не посягал. Майор дал нам телефон прокуратуры, предложив звонить по любому тревожному случаю. Но заверил, что с дедовщиной сейчас борются всем армейским миром. Похоже, что так и есть. Под давлением общественности армия наконец-то взялась изживать это позорное явление.

Опять же скажу, у меня как у старого солдата нюх на армейский бардак. Достаточно двух-трёх эпизодов, чтобы понять общую картину. Мне показалось, что это нормальная боевая часть. Похоже, что порядка здесь больше, чем во многих других частях, расположенных в «спокойных» регионах. Здесь больше контроля, выше спрос, так как офицеры и повышенную зарплату получают за «горячую точку». Даже солдатикам платят от 10 до15 тысяч. Как заверили нас, ни о каком участии срочников в контртеррористических операциях речи быть не может. На то есть спецназ.

И напоследок – о местном населении. Начальник солдатской столовой, ингуш в характерной шапочке, увидев, что мы сели перекусить на травке, вышел пригласить нас за стол, отругав парней, что неуклюже встречают родных. Распорядился, чтоб работницы столовой дали нам всё необходимое для трапезы. Женщины эти тоже были весьма любезны и заверяли, что относятся к бойцам как к своим детям, и все наперебой говорили, что здесь спокойно и не надо переживать. 

Возвращались мы на обычной маршрутке. Местные охотно объясняли нам, где выйти, куда пересесть. Люди как люди.

Мамы, если уж выпало вашим сыновьям служить на Кавказе, не бойтесь. Везде есть нормальные люди, и армия наша не так плоха, как мы любим о том судачить. Не хуже и не лучше самой страны. 

И Родина у нас общая и защищать её, кроме нас, некому.