С оружием в трясущихся руках

Путч 19 августа 1991 года – не маски-шоу добрых дядей, как пытаются представить его через 20 лет нынешние «государственники»

Позвонила Раиса Артёмовна Тодыка – редактор неклиновской районной газеты «Приазовская степь», напомнила: 19 августа – 20 лет путчу гэкачепистов. Раиса Артёмовна возглавляла мой штаб во время выборов в народные депутаты РСФСР в 1990 году, потом была моим помощником. Вот редактор и вспомнила: «Напишите. Не изменился ваш взгляд на те события?» – «Господи, Раиса Артёмовна, о чём говорить-то? Всё уже сказано». – «А вы почитайте, что пишут сегодня».

Стал читать... В самом деле – диву даёшься! Солидные авторы, вроде философа и публициста Александра Ципко, в солидных изданиях размышляют о том, что члены ГКЧП (провозглашённого заговорщиками 19 августа 1991 года Государственного комитета по чрезвычайному положению) остаются для них «государственниками, патриотами России». Ципко, оказывается, убеждён, что «люди, взявшие на себя ответственность за судьбу страны», пытались предотвратить распад СССР, но для этого (вот беда!) им «не хватило ни воли, ни решимости, ни последовательности»... «Члены ГКЧП, – удивляется философ, – проявили ещё большую моральную слабость, чем Горбачёв... У них тряслись руки».

Так и светится из текста сожаление: хватило бы решимости – глядишь, и удалась бы «запоздалая попытка спасти Россию» («ЛГ», № 32-33, 10-16 августа).

В добрых чувствах к неудачникам Ципко не одинок. Сплошь и рядом в публикациях, воспоминаниях, особенно в повторяемых по ТВ их прижизненных интервью, «государственники» предстают этакими божьими одуванчиками, людьми с добрыми намерениями, но с моральными качествами, не позволившими даже ради спасения страны прибегнуть к насилию.

А мы ищем фальсификаторов истории!

На Дону не было бурных манифестаций, танки не грохотали по улицам Ростова и Новочеркасска. Как журналист, по роду профессии часто бывавший в глубинке, могу, однако, свидетельствовать – и на самых дальних хуторах люди отлично понимали, что стоит на кону, кого представляют гэкачеписты: «Повернут, аспиды, на старое. Отберут землю. Отберут, тут и гадать нечего». По горячим следам мы писали об этих настроениях в «Крестьянине».

Что представляют собой заговорщики, тоже все отлично понимали – верхушка партии, правительства страны: Янаев – вице-президент СССР, Павлов – премьер-министр, Крючков – глава КГБ, Бакланов – первый заместитель председателя Совета обороны, Пуго, Язов – главы силовых ведомств: министерств внутренних дел и обороны СССР. Такой вот кулак.

В дрожащих руках (что ещё опаснее!) был сосредоточен военный и карательный потенциал огромной страны. И гэкачеписты продемонстрировали свои намерения и возможности в первый же день путча. Подавлять ещё было некого, а танки уже грохотали по улицам Москвы. У «добрых дяденек», надо сказать, за плечами был далеко не вегетарианский опыт – Будапешт 1956 года, Прага 1968-го и свои, отечественные Новочеркасск, Вильнюс, Тбилиси, Баку.

С ужасом представляю себе ситуацию, если бы вместо генерала Лебедя к Белому дому был послан генерал Макашов. У него, не сом­неваюсь, хватило бы решимости навести порядок на хлипких гражданских баррикадах.

Мне довелось познакомиться с Макашовым всего за три года до этих событий, в 1988 году. Генерал был тогда военным комендантом Еревана – в Армении бушевали антиправительственные митинги. По приказу Макашова в городе был объявлен комендантский час, введены танки. Пушки и пулемёты расчехлены, сектора обстрелов обозначены чётко в створе выходов улиц на главную площадь. Я спросил генерала (он принял нас, двух корреспондентов «Литературной газеты», около полуночи): к чему такая, бросающаяся в глаза демонстрация?

«Танки,– сказал Макашов, – для того и стоят, чтобы стрелять». «Сегодня Ереван, а завтра может оказаться Новочеркасск или Ростов, – заметил я. – На всех танков не хватит».

«Хватит», – жёстко ответил генерал. Что это не пустые слова, подтвердили события 1993 года. Именно Макашов возглавил вооружённый отряд, штурмовавший телецентр Останкино. Не сомневаюсь, сложись в августе 1991-го обстановка у Белого дома по-другому, и в гарнизонах, войсковых округах нашлись бы свои «решительные» генералы.

Почему же заговорщики действовали так нерешительно? По логике своих замыслов и действий, должны были арестовать Ельцина и всю его команду, локализовать по всей России наиболее активных оппозиционно настроенных депутатов. Ничего этого сделано не было. Никто меня не арес­товывал и не задерживал, работал телефон. По междугородке я связался с Верховным Советом, и коллеги продиктовали обращение Ельцина и Хасбулатова к народу: «Попытайся опубликовать или прочитать его по местному телевидению». (Фигушки!)

Думаю, что заговорщики вели себя «по-доброму» не в силу высоких моральных качеств. Они, полагаю, были в полной уверенности, что «народ всё поймёт» и примет.

И, когда встретили отпор, оторопели. Оружие выпало из трясущихся рук.

Коллега спрашивает, не изменился ли мой взгляд на те события? Нет, не изменился. Со временем отдельные эпизоды августовских дней стали ещё ярче, значимее. Это был поворотный момент в истории России. Приходится лишь сожалеть, что страна не смогла воспользоваться открывшимися возможностями. Топчемся в старой колее.

Почему так получилось, это уже другая история.

Владимир ФОМИН, народный депутат России 1990-1993 г