«Надзорные органы – не государство, не надо обобщать»
Глава ассоциации «Большая рыба» Александр Ершов – о драйверах и тормозах развития рыбоводства
Ростовская область – лидер в ЮФО по разведению товарной рыбы, а самым «рыбным» районом Дона считается Семикаракорский. Здесь ежегодно выращивают около 5 тыс. тонн рыбы – это 30% от регионального «улова». А ещё в Семикаракорском районе ведёт свою деятельность одно из самых сильных рыбоводческих объединений – ассоциация «Большая рыба», которую возглавляет Александр Ершов.
– Александр Леонидович, сегодня всё больше энтузиастов начинают заниматься рыбоводством в системах УЗВ. Как вы считаете, это перспективное направление? Заменят ли они пруды?
– Боюсь, что моё мнение прозвучит не в интересах УЗВ. До того момента, когда УЗВ станут реальными поставщиками рыбы, ещё очень далеко. Я не апологет рыбоводства в замкнутых системах, я классический прудовик.
Системы замкнутого водоснабжения широко используются в мировой практике, дают много продукции, но это, как правило, продукция не массовая. С экономической точки зрения УЗВ эффективны только при выращивании африканских клариевых сомов, которые выдерживают большую плотность и растут очень быстро. Содержание рыбы в УЗВ очень дорогое. Хотя непосредственно воды требуется немного, велики расходы на электроэнергию, кислород, системы очистки.
По такому показателю, как удельные затраты на тонну выращенной продукции, УЗВ очень сильно проигрывают прудам. Чтобы произвести сотню тонн рыбы в УЗВ, надо построить серьёзнейшее инженерное сооружение. А у меня любой пруд-стогектарник легко производит по 200 тонн в год.
УЗВ не используют природную ренту, поэтому подходят они только для выращивания дорогих объектов. Осетровые – да, возможно. Цена икры – 50 тысяч рублей за килограмм, это совсем замечательно. Но чтобы получить икру, надо минимум пять лет. Потому доля УЗВ ещё невелика.
Сегодня в Ростовской области 90% производства рыбы – это классическое прудовое рыбоводство. Именно такое рыбоводство позволяет выращивать рыбы много – и не то чтобы дешёвой, но относительно недорогой, доступной, в принципе, населению.
Но с точки зрения технологии УЗВ, конечно, замечательный инструмент, который прекрасно работает в связке с прудовым или пастбищным рыбоводством для получения малька. Мы в ассоциации этот инструмент используем и благодаря УЗВ получаем потомство карпа не в мае, а в апреле. Это удлиняет на месяц срок жизни рыбы и позволяет за год получить карпа необходимой навески.
– На прудовое рыбоводство, однако, требуется много воды. В засушливый год это ограничивающий фактор…
– Да, мы используем большие объёмы воды – но, заметьте, «используем», а не «тратим». Мы берём воду на время: забираем весной и осенью возвращаем в природу под пристальным вниманием природоохранных органов, которые требуют, чтобы состояние воды было не хуже того, в котором мы её взяли.
И кстати, многолетняя практика показывает, что мы выпускаем воду в Дон или Сал по разным параметрам лучше, чем она была в водоисточниках. У нас в хозяйствах вода самоочищается – за счёт бактерий и аэрации, точно так же, как это происходит в очистных сооружениях. Мы заботимся, чтобы в прудах развивались полезные водоросли, чтобы был нормальный кислород. За пять месяцев, пока вода находится в прудах, всё нехорошее, что в ней было, деактивируется.
– Со стороны кажется, что оформить надлежащим образом УЗВ проще, чем пруд. Этим летом, например, появилась информация, что государство ужесточает законодательство, требует на пруды декларацию безопасности...
– Это делает не «государство», не надо обощать. Это делают государственные структуры, которым выгодно иметь бюрократическую зацепку, чтобы выкачивать деньги из предприятий.
Декларации безопасности – проблема не только рыбоводных предприятий, но также владельца или пользователя любого водоёма России. Ростехнадзор утверждает, что все гидротехнические сооружения должны иметь декларацию безопасности. Но гидротехническое сооружение – такая хитрая штука, что даже труба с задвижкой будет считаться ГТС по своей сути.
Суть в чём? Согласно Федеральному закону «О безопасности гидротехнических сооружений» (№ 117-ФЗ), декларации безопасности должны оформляться на такие гидротехнические сооружения, которые в случае аварии могут стать источником чрезвычайной ситуации. У нас, рыбоводческих хозяйств, есть официальное подтверждение, что, какая бы авария ни произошла, ЧС не возникнет.
Казалось бы, вопрос решён. Но не для Ростехнадзора. Это ведомство настоятельно добивается, чтобы мы делали декларацию безопасности всех прудов.
В нашей ассоциации есть хозяйство «Рыбка». Оформить для него декларацию – у меня есть счета, выписанные соответствующими фирмами, – стоит примерно два миллиона рублей. А у «Рыбки» годовой доход – 12-18 миллионов рублей. Делать декларации о безопасности маленькие хозяйства сегодня не в состоянии – это просто разорит их.
Авария на рыбоводческом предприятии к ЧС не приведёт
И мы ведь жили до сих пор без этих деклараций о безопасности! Был приказ Минприроды, который говорил, что при напоре воды до трёх метров декларация безопасности не требуется и в соответствующий реестр ГТС не включается. Приказ работал 22 года, мы отчитывались, что наши пруды имеют глубину 1,5-2 метра, и никто ни про какие декларации не спрашивал…
У Сусатской сельской администрации на балансе есть две дамбы, по которым скот ходит на пастбище. Их когда-то почему-то признали ГТС. И теперь надо сельской администрации заплатить порядка 800 тысяч рублей, чтобы оформить декларации – написать пустые бумаги…
В Ростехнадзоре, видимо, считают, что если заставить хозяйства сделать ещё одну бумажку, хуже не будет. Да будет хуже! По простой причине: большинство хозяйств не в состоянии сделать эту штуку за те деньги, которые у них требуют.
– Вы продолжаете бороться против требований о декларации?
– Боремся и надеемся победить. Но за каждой победой стоят жертвы, и эти жертвы будут подсчитаны потом.
Такую же победу мы в своё время одержали в вопросе о платности воды для рыбоводства. Лет 20 назад в России был издан новый водный кодекс, где в двух местах написано, что вода для аквакультуры бесплатна, а в третьем это не записали. Прошло года три после принятия этого кодекса, и природоохранные структуры, которые стали очень активно радеть за бюджет России, спросили: «Почему это рыбоводческие хозяйства пользуются водой бесплатно? Все платят – и вы платите...»
Вопрос встал, сколько платить. Юристы рыбоводство отнесли к категории «прочих», где плата – три рубля за куб воды. Мы пошли доказывать, что при этих расценках ни одно рыбоводное хозяйство работать не может: плата за воду выходит больше, чем его вероятная выручка… Три рубля – это расценка для кафе на берегу моря, которое берёт воду только на то, чтобы в унитазе смывать...
Мы боролись с платой за воду восемь лет. По истечении седьмого года этой возни вышел закон об аквакультуре и были внесены поправки в Водный кодекс, где было написано, что вода для рыбоводства – бесплатно. Но к этому моменту у нас закрылось несколько крупных хозяйств. И не открылись новые предприятия. Вы знаете, что Семикаракорск – самый рыбный сухопутный район России, где выращивается порядка 5 тысяч тонн рыбы. Это уникальное явление. Нигде больше такого нет – не считая морских берегов. Здесь, на площадке консервного комбината, один инвестор собирался построить перерабатывающий завод. Идея была работать на мелкосельдевом сырье, которое по Дону приходит из Азовского моря, и на толстолобе, который выращивался вокруг. Вопрос был практически решён, но когда возник вопрос о платности воды, стало ясно, что хозяйства не смогут работать и завод останется без сырья.
Кризис 2008 года вопрос о строительстве рыбокомбината снял с повестки полностью.
Комбината нет и, наверное, уже не будет...
– Вы сказали «не обобщать» надзорные органы и государство. Государство в целом поддерживает отрасль?
– Конечно. Рыбоводство – это отрасль животноводства, только в воде. И я рад, что три года назад мы как отрасль вошли в состав минсельхоза Ростовской области.
Наша область больше других регионов России тратит денег на поддержку аквакультуры. Это около 80 млн рублей. Никто, кроме москвичей – но это отдельное государство, – столько не даёт на рыбоводство. Нам жаловаться не на что. Нам завидуют краснодарцы, астраханцы, волгоградцы, потому что у нас эта поддержка больше, чем у них. Буквально на днях в минсельхозе будет конференция, на которой мы будем обсуждать, на что лучше всего направить деньги: на объёмы выращенной продукции, на частичную оплату электроэнергии и так далее.
Со стороны федерального бюджета мы сегодня имеем фактически только одну форму поддержки – компенсация затрат на выполнение противоэпизоотических мероприятий. Это тоже очень важно, потому что – сколько болячек у рыбы, я вам говорить не буду – минимум 10% от себестоимости рыбы – это затраты на «здоровье» объектов аквакультуры.
Есть, конечно, нюансы, которые меня возмущают. Например, дотации выплачиваются, только если не снижен объём производства рыбы к уровню прошлого года. Но рыбоводы от погоды зависят ничуть не меньше, чем те, кто выращивает подсолнечник. Если погода холодная, то рыбы я выращу меньше. Если лето слишком жаркое и происходят заморы – тоже меньше.
– Рыбоводство собирает риски и как растениеводство, и как животноводство… Ведь рост цен на корма вас тоже, наверное, коснулся?
– Безусловно. Все вопросы, связанные с «Меркурием», ростом тарифов и цен на корма, общие для нас и животноводов. Для того чтобы вырастить две тысячи тонн карпа, нам нужно около 10 тысяч тонн зерна. И это нормальная конверсия корма – 4 кг на 1 кг прироста. Если это зерно, а не комбикорм, сделанный из рыбной муки, цена на которую сегодня совершенно безумная... Раньше в России работали мощности по производству эприна, паприна (концентраты из кормовых дрожжей. – Прим. авт.). Сегодня заводы по производству паприна работают в Норвегии… Хороший корм для осетров в России не делается. И рыбной муки хорошего качества мало.
– Рыбоводческие предприятия, однако, не сдаются? Рентабельность есть?
– Если не было бы рентабельности, мы бы этим не занимались.
Александра Коренева
