Места дикие, вольные, сказочные
Почему последние жители хуторов наотрез отказываются уезжать
В Волошинском сельском поселении Миллеровского района очень красиво: степи, поля, горы… и, увы, вымирающие хутора. Из двенадцати населённых пунктов два уже опустели, ещё в двух – по одному дому. Почему люди покидают сёла и как будут отмечать Новый год единственные жители в хуторе, выяснял «Крестьянин».
Школа на двух человек
В Волошинское сельское поселение попасть не так-то просто: территория входит в пограничную зону. На трассе – контрольно-пропускной пункт, проехать можно исключительно по паспорту. В крайнем случае – разрешение на въезд. Иначе, предупреждают пограничники, будет штраф.
Это не на руку местному бизнесу: кого-то такие трудности с поставками отпугивают, говорит глава администрации поселения Андрей Бондаренко.
– По территориальному признаку это одно из самых больших поселений в районе, – рассказывает Андрей Иванович. – Двенадцать населённых пунктов, из них два пустуют. Дома есть, и люди прописаны, но по факту никого нет. В Калмыковке, например, зарегистрированы шесть человек, а хутор пустой. Там ужас – стоят целые покинутые дома, выросли гигантские деревья… Мрачное зрелище. В Маринческом недавно умерла последняя жительница, бабушка. Её родные не здесь, а она уезжать не хотела. Привыкла. Недалеко от Маринческого живёт фермер. Он приглядывал за ней, привозил хлеб, помогал.
Главное препятствие развитию сельских территорий – отсутствие рабочих мест, считает Андрей Бондаренко. В Волошине были колхоз и химзавод.
– На заводе работало 730 человек, производили тормозную жидкость, тосол, краски, чего только не было. Прибывало много специалистов по распределению, из пяти человек двое оставались. Приехали как-то девушки из Ивановской области работать, вышли замуж и до сих пор тут живут. Сейчас, конечно, совсем другие времена. На заводе работают около двадцати человек. И то – в вялотекущем режиме: заказали им краску, они сделают, и тишина. Ждут следующего заказа. А в хозяйстве – сорок шесть человек.
В сельском поселении три школы: в Волошине, интернат в Нагольной и в Камышевке. Причём в последнем хуторе не сама школа, а малокомплектный филиал от Нагольной.
Несколько лет назад там было всего два ученика и одна учительница. Сейчас детей пятеро.
Кота-британца и таксу Носковым подарили дети
Газопровода на территории поселения нет, люди пользуются баллонным газом. Топят углем и дровами. Централизованный водопровод только в слободе Волошино в четырнадцати многоквартирных домах. У остальных жителей собственные скважины и колодцы.
– Мы уже настолько привыкли к баллонному газу, что когда нам проведут газ, подключаться к нему будут не все и неохотно. Это же кучу денег стоит! – говорит местный житель.
Из достопримечательностей – гора, на которой в годы Советского Союза соревновались дельтапланеристы, памятники героям, павшим в Великой Отечественной войне, и граница.
Некоторые хутора от Украины отделяет всего четыре километра, где-то – и того меньше.
Чтобы «Крестьянин» добрался до последних жителей вымирающих хуторов, Андрей Иванович взялся нас сопровождать. Дороги нет на карте, и без его помощи мы бы наверняка заблудились в полях.
Все удобства плюс свобода
– Я свою землю люблю и ни за что не уеду, – говорит Валентина Бобкова, последняя жительница хутора Петровский. – Впервые я сюда приехала в шестидесятых годах. До войны здесь жили мамины родственники. А я родилась в Чите. Вы представляете, раньше у нас и сельсовет был, и деревянная начальная школа – старинное здание. Старожилы рассказывали, что его построила местная барыня, а до войны здесь насчитывалось пятьсот дворов. Кладбище большущее! Помню своё детство – в каждом дворе по восемь-десять человек. Детей очень много. Нас у родителей было пятеро, у соседей – шестеро, семеро…
После школы Валентина Геннадьевна уехала в Читу к родственникам, отучилась, пошла работать в военную часть связисткой. Вернулась в Миллеровский район в 1987 году.
– Перед распадом СССР в Чите было смутное время. Здесь, конечно, спокойней. Я думала, что возвращаюсь на время, а приехала навсегда. Тут ещё дворы были, люди жили. Родила сына, вырастила одна. Сейчас он с семьёй в Миллерове, часто приезжает в гости. Но я со своей земли ни за что не уеду. Это дикий вольный хутор, а я люблю свободу. Летом на скутере объезжаю окрестности – такая красотища, простор! Дорога плохая – не беда! У меня есть квадроцикл, поеду на нём. Одна опасность: нельзя по незнакомой местности ходить по зарослям. Тут же раньше везде были дома, а у каждого дома – колодцы.
Хозяйство у Бобковой большое: огород, птица, коровы, быки, свиньи. Стадо коров свободно пасётся на пастбище, огороженном электрическим пастухом.
«Главное, чтоб дымоход не в дом», – шутит Бобкова
– Молоко сбывать некому, да и муторно, поэтому все телята на подсосе. На рынок не езжу, невыгодно – себестоимость поездки выходит дороже, чем выручка. Мясо отдаю сыну, – рассказывает Валентина Геннадьевна и смеётся: – Жалуются, что у них холодильник забит, девать некуда! Собираются коптить…
Уезжать, говорит Бобкова, ей незачем: все удобства в наличии плюс свобода. В доме женщины современное сочетается со старорусским: большой бойлер над ванной, микроволновая печь, электрическая духовка, стиральная машина-автомат и большая морозильная камера, доверху забитая мясом. А старинную русскую печь – центр дома – Валентина Геннадьевна построила сама.
– Конструкция нехитрая, удивляться тут нечему, – говорит женщина. – Я на ней почти не готовлю. Зато печь отапливает дом, у меня всегда тепло. Зиму я, знаете, не люблю, грязь, слякоть. Стараюсь поскорей управиться по хозяйству – и в тепло. Новый год буду встречать здесь же: приготовлю вкусненького, устроюсь поудобнее на печке и буду смотреть телевизор. Благодаря ему я совсем не чувствую оторванности от цивилизации.
Главные охранники женщины – три большие собаки. У Бобковой несколько кошек, у всех есть обязанности. Полевые крысы и ласки часто пытаются залезть в курятник, утащить цыплят, мыши – атаковать кухню. Коты не оставляют грызунам ни малейшего шанса.
В редкие вылазки в город Валентина Геннадьевна покупает продукты первой необходимости: сахар, соль, спички. Муку Бобкова не берёт – получает на паи в колхозе несколько мешков ежегодно.
– Раньше здесь под горой была красивая речка и роскошный дубовый мост. Я слышала, его та же барыня построила, что и школу. По тому мосту я часто перебиралась на ту сторону. Несколько лет туда не ходила, потом решила съездить посмотреть на мост. А он сгорел! Наверное, какой-нибудь охотник неудачно бросил спичку – в этих краях больше никого и не бывает. Речки, правда, тоже больше нет, сплошное болото. Раньше камыш рубили, он был очень нужен в селе: им крыши крыли, сараи делали. А сейчас он сохнет, падает и гниёт – вот и образуется болото.
«Мы вдвоём»
Дома у Носковых пахнет котлетами и свежим хлебом. Купить его негде, поэтому Надежда Григорьевна печёт сама. Она с мужем познакомилась в Казахстане, в техникуме. Вскоре переехали в Тверскую область.
– Ужаснулись, как там люди живут: повальное сельское пьянство, – вспоминает Надежда Григорьевна. – Пили всем селом! В одном доме выгнали самогонку – вся улица в том доме пьёт. Завтра у другого попойка, послезавтра у третьего, и так практически без передышки. Мы как-то захотели снять деньги с книжки. Один день кассирши нет, второй, третий…
Спрашиваем: «Что такое?» – «Так у неё же белая горячка».
– К тому же в Казахстане такие просторы! Куда ни глянь – всё до линии горизонта чисто, поля громаднейшие, – подключается Владимир Николаевич. – А в Тверской области вокруг одни леса, и после казахстанских раздолий поля в три гектара – ну, клочки какие-то. Ещё и год дождливый. Я не смог там работать, перебрались сюда, в Никаноровку. Это было в 1992 году. Мы даже не знаем, сколько лет нашему дому: когда приехали, он стоял пустой. Нас заселили сюда. В то время в селе было дворов сорок, в основном жили пенсионеры.
Сейчас у Носковых 62 гектара собственных пахотных земель плюс пастбища. Сеют пшеницу, горох, кукурузу, лён. Разводят животных. Прошу сказать, сколько коров, начинают считать.
Досчитали до пятидесяти шести голов, но скоро это число увеличится: Носковы закупят чёрно-пёстрых бычков.
Коровы пасутся относительно свободно – полной воле мешает электрический пастух
– Когда-то вывозили молоко, теперь – только выращиваем на мясо, – говорит Надежда Григорьевна. – Доим только одну корову для собственных нужд, остальные – на подсосе. Если бы, конечно, за молоком приезжали, то я бы доила. Тем более у нас мехдойка имеется. Но мы так далеко живём, что самим вывозить получается очень невыгодно. Да и времени на молочное животноводство не хватает. Если им основательно заниматься, то придётся бросить обработку земли.
У супругов трое детей. Учились они в Нагольной школе-интернате, где жили шесть дней в неделю. Отвозили их родители на тракторной телеге. В то время семья выживала за счёт подсобного хозяйства.
– Старший сын, Серёжа, уехал в Таганрог и совершенно не хочет жить в деревне, – рассказывает Владимир Николаевич. – «Вернуться сюда? Ни за что! Душа не лежит», – говорит. Да и дети – там внук ходит в бассейн, в театральную студию. Младший вроде как и хочет заниматься сельским хозяйством, но пока в армии по контракту, в Новочеркасске. Мы совсем не ожидали от дочери, что сельским хозяйством займётся именно она. Ничто не предвещало: Галя жила в Ростове, отучилась на юриста, вышла замуж. Но затем они с мужем переехали в Константиновский район, в деревню. Родили пятерых детей, сейчас занимаются землёй и молочным животноводством, в основном выращивают корма.
– Вам тут не скучно одним? – спрашиваю.
– Почему одним? Мы вдвоём, – отвечает Надежда Григорьевна. – К тому же у нас есть мобильная связь, в любое время можно позвонить родным. Бывает, по часу разговариваем с детьми.
Благодаря телефонам Носковы не чувствуют себя оторванными. У семьи есть группа в вотсапе – обмениваются новостями, присылают друг другу фотографии.
– Места, конечно, у нас много. Приехала к знакомым в станицу Мальчевскую, – вспоминает Надежда Григорьевна. – Смотрю, а у них двор уже, чем наша улица. Еле машина помещается, протискиваешься бочком. Спрашиваю: «Как вы тут живёте?» Смеются: «Конечно, это ж не ваши дворы, где можно хоть ещё один дом построить».
Как фермер конфеты вырастил
Иногда Носковы собирают грибы. У Владимира Николаевича есть разрешение на охоту, охотничий билет, ружьё, но охотиться мужчина не любит. Зимой, когда село засыпает снегом, набегают фазаны.
– Берёт ведро зерна, идёт их кормить, – сообщает Надежда Григовьевна.
– Ну красиво же! – с жаром отвечает Носков. – Они такие интересные! Приехали как-то внуки, а я иду по полю и вижу разбросанные фазаньи перья. Видно, лиса разорвала. Я перьев набрал, воткнул в шапку, чтоб внуков развлекать. «Дедушка, дедушка, дай нам перьев, мы хотим быть индейцами!» Чуть не передрались за самое длинное перо!
– Приехал к нам сын с внуком Тимофеем, – подхватывает Надежда Григорьевна. – Муж заранее на ветки конфеты положил и говорит: «Тимоша, как хорошо, что ты приехал! У нас как раз конфеты созрели!» Внук обалдел: «Как созрели?» – «Ну, у нас дерево конфетное есть, вот и поспели». – «Дедушка, что ты обманываешь, конфеты не на деревьях растут, они в магазине продаются!» – «Да? Яблоки тоже продаются!» Тимоша задумался.
– Я его повёл к деревьям, трясу за ветки – конфеты падают, – смеётся Владимир Николаевич. – Внук в восторге! Набили полные карманы. В день, когда они собрались уезжать, Тимоша встал пораньше, побежал в сад и вытряс оставшееся. Потом подходит к отцу: «Пап, давай у дедушки отросток выкопаем, чтобы и у нас конфетное дерево посадить!» В Деда Мороза внуки верили до третьего класса. Сидим за столом, кто-то стучит в окно. Дети кричат: «Дедушка Мороз пришёл!» Вылетают – на пороге подарки. А это я ветку леской привязал, через окно провёл и незаметно из-за стола дёргаю!
…Сейчас Владимир Николаевич и Надежда Григорьевна вовсю готовятся к Новому году. За ёлкой Владимир Николаевич поедет в Миллерово. Надежда Григорьевна накроет стол из разных деревенских блюд, снова испечёт хлеб – внуки его обожают. Мужчины зарежут поросёнка, приготовят шашлык. Супруги признаются: этот праздник они любят больше всего, потому что собирается вся семья.
Ирина БАБИЧЕВА
Миллеровский р-н,
Ростовская обл.
Фото автора
