«Люди там взрываются каждый день»

В середине ноября из Донбасса пришла печальна новость: во время разминирования там погиб поисковик из Таганрога. Что он там делал? Как выяснилось, саперными работами в местах боев поисковики занимаются уже несколько месяцев. Хотя поначалу они об этом даже не помышляли. О том, сколько оружия вывезено за это время, кто первым заблокировал военные части в Крыму и зачем российской власти надо было договариваться с украинскими националистами, KR-News.Ru рассказал руководитель поискового объединения «Миус-фронт» Андрей Кудряков.

САПЕРКА ВМЕСТО ГУМАНИТАРКИ

- Как вы попали на Юго-Восток Украины и почему решили заниматься разминированием домов?

- На Юго-Востоке мы находимся еще со времени противостояния в Славянске. Для нас этот город, и вообще Донбасс — родные места, там воевали наши деды и прадеды, а мы участвовали в вахтах памяти, в раскопках. Среди ополченцев у нас много друзей, сослуживцев, поисковиков. Понимаю, почему они взяли в руки оружие. Но я не считаю для себя возможным идти на передовую и стрелять в украинцев. Мы не увидели с той стороны врагов. Обманутых или запуганных людей — возможно. Но это не сплошь отморозки в фашистских касках.

Все началось с того, что мы собирали для мирных жителей медикаменты, продовольствие. Разминированием занялись случайно.

В августе впервые оказались в районе Саур-могилы, привезли очередную партию «гуманитарки». Была тяжелая ситуация, люди голодали. В Мариновке к нам подошел дедушка и сказал: «В мой дом попала какая-то ракета, помогите вытащить». Мы обычно носим камуфлированную форму, так что легко спутать с ополченцами.

Подошел, смотрю: в стене действительно неразорвавшийся снаряд от ПТУР. Кто-то явно выстрелил просто так. На доме была надпись: «Не стреляйте, тут живут люди».

Любой сапер просто бы взорвал снаряд вместе с домом, чтобы не рисковать. Но тут единственное жилье у человека, он всю жизнь в шахте на этот дом зарабатывал. Поисковая деятельность приучила нас бережно обращаться со снарядами. Слегка пошатал ракету и, затаив дыхание, вытащил.

Следом пришла бабулька, говорит: «В погребе провода какие-то». Подошли — там растяжка. Заминировали дом!

Пейзаж на деревенских огородах

- Это могли сделать ополченцы, чтобы защититься от украинских солдат?

- Растяжка установлена на спуске в погреб. Специально сделано, в расчете, что кто-то пойдет вниз. Я потом много таких встречал. Разминировали один дом, на стене написано: «П**ц вам, русские саперы!». Растяжка так устроена, что ты ее задеваешь и летишь прямо в эту надпись. Хорошая придумка, конечно.

- Многие ли объекты приходится разминировать?

- Детские сады, дома, школы, поля, огороды — что угодно. Объем взрывоопасных предметов там, конечно, зашкаливает. Разбитый БТР, а вокруг куча неразорвавшихся выстрелов. Или танковые снаряды, разбросанная активная броня, там же внутри пластид. Это все потенциально опасно. Дети разбирают, в костер бросают.

Когда мы в августе начали заниматься разминированием, люди подрывались просто каждый день. Дети, старики, беженцы, которые возвращались в дома и нарывались на мины, растяжки. Так было вокруг Снежного, Иловайска, Новоазовска — везде, где мы работали. Однажды участвовали в похоронах бабушки, которая взорвалась вместе с внучком. Ребёнок играл во дворе и наступил на снаряд. В начале ноября взорвались за неделю сразу три бригады электриков вокруг Саур-могилы. Они просто камикадзе! Я понимаю, нужен свет, тянут провода. Но мы же предупреждали: «Не работайте там, где не прошли саперы!».

На Донбассе я впервые увидел, что такое кассетные снаряды. Мы разминировали их в большом количестве. Выглядят они как контейнеры, внутри которых множество маленьких бомбочек. Их разбрасывает при падении, и они взрываются от удара или даже простого контакта. Фосфорные заряды тоже видел, в основном, артиллерийские. К счастью, до 80% этиъх боеприпасов «отказные». Они не взрывались при попадании. Две малых баллистических ракеты «Точка-У» под Саур-могилой, кажется, до сих пор лежат. Много снарядов лежит на пахотных полях. Ополченец, который нам помогал их разминировать, сказал после работы: «Да я лучше в атаку в рукопашную пойду, чем с вами по минным полям лазить».

В общей сложности мы вывезли с Донбасса несколько вагонов неразорвавшегося «железа». Но люди, увы, там будут гибнуть и дальше. Война — это не только активные боевые действия. Это опасность на долгие годы.

Более того, там скопилось огромное количество действующего оружия. Полно пластида и гексогена. Я очень надеюсь, что все это не потечет в Россию, хотя вероятность велика. Оружие просто валяется на земле. Мы участвовали с ополчением в полицейских рейдах: почти в каждом доме что-нибудь припрятано. Понятно, когда нет милиции и полно мародеров, это хоть какая-то защита. Но если у человека под кроватью ящик тротила или гранат... Зачем оно тебе! Ну, украинский менталитет: «Шобы було».

Сгоревшая техника под Снежное

- Вы упомянули про мародеров...

- Да, разных бандитов там сейчас много. Одни стреляют по людям из удовольствия, чуть ли не на охоту выезжают. Ребята с полной экипировкой, хорошим оружием, в том числе иностранным, приборами ночного видения... Даже не определишь, кто они. Потом только в сводках: то там машина расстреляна, то здесь. Другие шайками блуждают по местам боёв в поисках цветного металла и шарят по домам, забирая всё ценное. Cтрельба, стычки почти каждую ночь. Поэтому для самообороны, для того чтобы помочь мирным людям в трудную минуту, мы тоже носим оружие. Получаем его в комендатуре, при выезде из Донбасса сдаем.

- Применять приходилось?

- Разные истории бывают, не буду рассказывать.

- На Донбассе работаете только вы? Есть ли там поисковики с украинской стороны?

- Да, ребята из Украины тоже есть. Мы не раз встречались с ними, помогали. Но они занимаются не разминированием, а поиском захоронений бойцов АТО. Это смертельно опасное занятие. Я думаю, как и мы когда-то в Чечне, Украина тоже скрывает свои реальные потери. Никому не выгодно, чтобы кто-то находил эти братские могилы, вырытые экскаватором.

Я участвовал во вскрытии одного братского захоронения украинских солдат. Село Григорьевка, недалеко от летнего кафе. Погибших сбросили в яму, сверху повертелся танк... Хозяин кафе собрал много личных вещей этих солдат, чтобы опознать их потом. Я видел эти фотографии, письма. Оттуда долго вывозили тела, около сотни, думаю. Сложно подсчитать — когда человек сгорает в технике, от него остается немного: ключи, пряжка от меня, каска.

Братские могилы ополченцев мы тоже встречали, конечно.

- Вы работаете на территориях, где есть военные силы Украины?

- Я не считаю это безопасным для нас с юридической точки зрения. Там действуют другие законы. Мало ли что может случится. Хотя, если к нам официально обратятся с просьбой помочь мирному населению, то мы, конечно, пойдем.

- Недавно в вашей группе произошла трагедия — погиб парень при разминировании. Почему это произошло?

- Артем работал сначала в Луганске, а потом попросился к нам в подразделение. Он сам поисковик из Таганрога. Самое тяжелое для сапера – это первый период. Грубо говоря, ты еще не дышишь с отрядом в одном ритме. Тут не нужна скорость. Главное — внимательно смотреть по сторонам.

Артем проработал с нами несколько дней. А потом нелепая ситуация. Он взял «отказной» РПГ с недовзведённым спуском и случайно зацепил его. Произошел выстрел, парню оторвало ногу, перебило артерию. Фельдшер тут же прибежал, сделал уколы, но было уже поздно. За 15 минут до того Артем звонил маме, говорил, что скоро поедет домой.

За все время, что мы занимаемся поиском, это наша первая потеря. Ещё двое было раненых. На Донбассе мы и под минометы не раз попадали, и на украинские посты нарывались — нас принимали за ополченцев, обстреливали. А тут...

Школа

СТРЕЛКОВ И РЕКОНСТРУКТОРЫ

- Какая история больше всего запомнилась вам на Донбассе?

- Это скорее, не история, а впечатление: как люди возвращаются в разрушенные дома. Такая обреченность в глазах. Но в то же время видишь, как люди объединяются. По несколько семей живут под одной крышей, делятся едой, открывают вместе детские садики. А раньше, когда были соседями, может, и не здоровались даже.

- Самый странный человек, который встретился вам в ополчении?

- Один парень из Санкт-Петербурга, он занимается исторической реконструкцией. На полном серьезе «живет» в наполеоновской эпохе начала 19 века. Такой себе гвардеец Преображенского полка 1812-го года. И вот он попал на современную войну. Воюет, но по уставам того времени.

А второй парень — фанат компьютерных стрелялок. Ему, кстати, геймерские навыки очень пригодились. Мы пили с ним чай на блокпосту под Мариуполем, он сказал: «Слушай, я настоящее оружие раньше вообще никогда в руках не держал. А компьютерное хорошо знаю, любое». Когда он из одного дома выносил семью, полностью порванную снарядом, ему быстро пришлось разобраться, где реальность, а где игра.

-Вы ведь тоже участвуете в исторических реконструкциях. Знакомы со Стрелковым?

- Да, конечно, я давно его знаю. Вместе участвовали в реконструкции боёв под Киевом и под Ростовом. Прошлой зимой мы на одной из них всю ночь проговорили с ним о Первой мировой войне.

- Стрелкова обвиняли в том, что он ко многим событиям относился именно как реконструктор, вроде «фигурки подвигать»...

- Уход Стрелкова был политическим, и все мы понимаем, кто отдал ему приказ. Но я считаю, что он достойно ушел. Стрелков для меня фигура из будущего России, к которому мы все стремимся. Возрождение армии невозможно без таких людей, как он. Реконструкция – это другое. Он перенес русские воинские традиции в реальную жизнь. Запрет на сквернословие и алкоголь. Уважение к чести солдата и офицера — без этого не будет армии. Стрелков многое нам показал, хотя как у командира, у него, безусловно, были свои просчеты.

Сапер Андрей Косцов с обезвреженной противотанковой миной

- Считается, что без военной помощи России Стрелков бы не продержался так долго.

- Ну, это даже не обсуждается! Без России уже давно бы ничего не было. Главное, что в Славянске Стрелков понял: как в Крыму здесь не будет. В Крыму люди вышли на площади, было огромное воодушевление. Я сам это видел, я родом из Севастополя. И кстати, все началось там именно с поисковиков и реконструкторов. А в Славянске подобного не произошло.

- Но ведь бои на Донбассе началась именно после того, как там появился Стрелков с единомышленниками. По сути — в ответ на их действия.

- Да, если не бы он, то, возможно, все было бы по-другому. Хотя, насколько я знаю, стрелять начал не Стрелков. Считаю, что все, кто виноват в гибели мирных жителей, будь то ополченцы или украинские солдаты, должны предстать перед трибуналом. А в первую очередь те, кто отдавал им приказы. Потому что любая армия — это институт подчинения. Только после этого возможна какая-то перезагрузка в отношениях.

Я честно говорю, что не видел преступлений со стороны ополченцев. Но если они есть, их надо расследовать. А с украинской стороны я видел военные преступления: расстрелянных пленных ополченцев, разбитые и заминированные дома, погибших мирных жителей.

КРЫМ И ПОЛИТИКА

- Вы сказали, что в Крыму все началось с поисковиков... Как это?

- Крым периодически «прощупывали» фанатские ультраправые группировки. Стычки с ними происходили постоянно. И когда в Киеве случился Майдан, крымские патриотические группы были готовы встречать поезда с «Правым сектором». Они в итоге не приехали, но тем не менее. И первые украинские военные части заблокировали, чтобы не допустить кровопрлития, именно поисковики, участники военно- исторических клубов. Я видел, как чётко и слаженно все было организовано.

Реконструкторы и поисковики — очень сплочённая сила. У нас есть выучка, тактический опыт. И если в России начнутся какие-то беспорядки, эти ребята всегда откликнутся.

- А что может начаться?

- В России точно так же есть националистические группировки, как на Украине. И в них так же много молодёжи, по сути, лишённой будущего. С молодыми парнями надо работать, независимо от того, поддерживают они президента или нет. Президент приходит и уходит, а Родина остается.

- Пока не уходит.

- После Крыма и событий на Донбассе в стране произошел патриотический подъем. Я проводил в Ростове митинги в поддержку Крыма, Донбасса, на которые приходило более десяти тысяч человек. Мы все надеялись, что в России тоже начнутся изменения. Но, к сожалению, я не вижу, чтобы власть менялась. Таких людей, как Стрелков, в моем окружении много. Замечательных преподавателей, руководителей патриотических клубов, не способных воровать и обманывать. Им легче отпилить собственную руку, чем кусок из бюджета. Они сейчас необходимы как воздух. И мы ждем, что они появятся во всех эшелонах власти. Я видел, как на Донбассе люди сутками не спали, работали. Нашей власти тоже нужно так работать! А не делать вид, будто что-то происходит. Да ничего не происходит! Это очень напоминает 1917 год, период между февралем и октябрем. Люди увидели перемены, но только внешние. Внутри остались те же проблемы. Энергия копилась, и все понимали: что-то случится.

- Вы сейчас тоже это понимаете?

- К сожалению, да. На фоне социальных, экономических ухудшений, думаю, будет протест против власти. Этот протест наверняка поддержит Запад.

- Судя по рассказам, на Донбассе тоже не все поддерживают Россию и то, что происходит. Это правда?

- Безусловно, там далеко не все за Россию. Наверное, мы изначально по-другому должны были себя вести. У нас нет политики по отношению к Белоруссии, Украине. Что мы видим вместо нее? Постоянное взвинчивание цен на газ? Вместо того, чтобы помогать людям развиваться, инвестировать. Ты своему брату в семье деньги под проценты даешь? В семье так не принято.

То есть в чужом глазу мы увидели соринку — Америка на Украине где-то замаячила. А в своем бревна не замечаем. Вся наша политика на Украине — это политика газпромовцев. Она провалена. И может, стоит в таком случае поразмышлять о российской роли, а не американской, в недавнем Майдане? Если бы мы правильно выстраивали отношения с Киевом, то и Крым бы от нас никуда не делся, и Украина тоже.

Даже после Майдана было много вариантов. Украинская власть находилась в растерянности. Можно было предлагать сценарии, договариваться с теми же ультраправыми группировками... Да любой русский националист способен так же, как мы с вами сейчас, сесть и найти с ними общий язык! И сообща мы бы не допустили кровавых событий. Вместо этого мы каждый раз действуем по ситуации. А действовать надо на опережение.

Тимур Сазонов