Нянечка

…Матрёна пришла домой уставшая. Отряхнула с себя снег и прошла, не раздеваясь, к печке. Её трясло от озноба.

Десятилетняя Поляшка кинулась к матери.

– Мама, письмо от папки пришло. 

Отец писал, что лежит в госпитале, что это, наверно, его первое и последнее письмо. Так как он идёт на поправку и его скоро отправят на фронт. Мать слушала совсем безралично. Всё за живот хваталась. Она ждала ребёнка. 

А работа сегодня была тяжёлая: возила на мельницу зерно. Таскала мешки и неимоверно устала.

Матрёна слегла. Ей было всё хуже и хуже. Надорвалась. Позвали бабку-повитуху. Родилась девочка, семимесячная, но не выжила. Через несколько дней скончалась и мать.

Был март 1942 года. Схоронить не могли трое суток. Постоянно шёл снег.

Наконец приехала бричка, запряжённая быками, и какой-то парень отвёз гроб на кладбище. Там была свежая могилка. Её немного углубили и поставили туда гроб.

Так в хуторе Крутинском не стало Матрёны Пискуновой. 

И появилась сиротская семья. 

В доме на краю хутора остались жить пятеро детей. Старшей Насте было 15 лет. И с ней четыре сестры. Младшей шёл третий год.

…Этот дом и сейчас, в общем-то, на краю хутора. Забор новый, а дом – тот же. И хозяйка та же – Анастасия Яковлевна Пискунова. Сейчас она тут одна живёт. Двор 15 соток. Видно хозяйскую руку. 

Историю этой семьи я уже немного знал. Хозяйке 87 лет. Годы прижали к земле, на которой она всю жизнь работала, которой кланялась, отдавая все силы. Руки натруженные. А лицо светлое и глаза голубые, чистые, ясные. Говорит легко, много помнит. Гордится, что не надевает очки. В разговоре реакция мгновенная.

 

Главная характеристика, которую дали ей сёстры, – работящая. И строгая. 

Работала Настя всю жизнь на земле. Это колхоз – на плантации, на птичнике, с телятами. Да на любой работе. В любое время года. Даст детям задание по дому, а сама – за трудоднями. До семидесяти и проработала.

С пятнадцати лет на работе. А дома четыре сестры – Поляшка, Лида, Нюся, Варюшка.

Это сейчас – и со стороны! – через толщу семидесяти лет можно рассуждать о силе духа, называть подвигом. А сами сёстры честно признаются, что судьба их оставила на муку. Люди говорили: хоть бы бог меньшую прибрал. Всё б легче было. Не прибрал. Но и хлеба не подавал. Все помнят, что всегда хотелось есть. Нюся росла очень слабой. Пухла от голода. 

К осени 1942-го хуторские власти подготовили документы, чтобы трёх девчат отправить в детдом. Приехала подвода, погрузились – и на вокзал. Осталось сесть в вагон. Вот тут Настя и заголосила: «Не отдам! Помрём – так все вместе!»

Так и зажили. Сиротками их называли. Всё у них было – беды, тяготы, голод, а не было одежды никакой и надежды на улучшение – война идёт.

Но детство брало своё. Вся детвора соседская была в этом доме. Взрослых-то нет, а Настя постоянно на работе. Тут и играли, и бесились, и уроки всем скопом делали. У них был длинный стол. Поставят в щель между досками лучины – вот и светло. Потом за детьми приходили взрослые: загонять домой. Глядишь, чего-нибудь поесть принесут – у самих-то тоже не густо. 

Пытались дважды забрать девочек в другую семью. Но не станут же они сидеть на привязи. И всё время бежали домой. Так и не сложилось.

Я хотел встретиться со всеми сёстрами. Оказалось, что Варвара Яковлевна… живёт в Белой Калитве в соседнем с моим доме. Пошёл знакомиться. Мир тесен!

Хозяйка узнала меня через пятьдесят лет. Оказалось, что они с мамой работали на шахте – сменяли друг друга. Моя мама здорово шила, была, как тогда говорили, замечательной модисткой. Мне в ту пору одиннадцать исполнилось, и я помню весёлую хохотушку, что часто к нам приходила на примерку. Она была всегда такой весёлой, обаятельной, и я в неё… влюбился!

Варвара Яковлевна пригласила к себе Полину и Лидию. Говорит, что давно уже так не собирались. Нет, к старшей – Насте – они часто ездят в Крутинку. Вот на днях яблоки собирали. А чтобы за столом посидеть, поговорить, повспоминать – не удавалось.

Я всё пытаюсь выяснить: как же они выживали. Не могут объяснить.

Ну, летом всё заготавливали, что можно было. Всё от земли. 

– Какое там мясо, – удивляются. – Наше мясо –это ракушки из речки.

Тут Варюшка выдала:

– От голода нам не дала помереть Лида. 

Лида была средней из сестёр. И лет в восемь-девять ходила по ближним хуторам собирать милостыню. Понемножку давали, да и саму иногда могли накормить.

Разговор зашёл о хуторянах. Помогали? Да от кого ждать помощи? Ведь остались в основном женщины да дети, которых тогда было помногу. И всё же люди разные были…

– А помните?..

Они помнили. Был вечер. После дневной работы можно было отдохнуть за двором на лавке. Настя осталась в хате, а меньшие ушли, просили не закрывать двери. Вдруг Настя услышала, что на чердаке кто-то ходит. А они только что сложили там початки кукурузы, и она, сухая, сильно шумит. Настя вышла в коридор – крючок на кладовке откинут. Она его закрыла и побежала позвать кого-нибудь из мужчин. Пришёл сосед, залез на истопок. Никого нет. Но солома на крыше раздвинута – через неё вор ушёл.

Утром по следам выяснилось, что это сосед Козюлёнок. Кто б сомневался. Кроме него некому.

Людская память всё хранит. Был в хуторе мужик. Жил по соседству с сиротками. Маленький, сухонький. Мордочка, как у суслика. Никогда нигде не работал. Ну, разве что сторожевал. Кличка у него была – Козюлёнок. И за комплекцию, и за характер его так прозвали. Уж очень он был пронырливый, всюду пролезет, как маленькая змея – козюлька по-местному. Был он заядлым рыбаком. Вечно предлагал её всем. Особенно начальству. И колхозному, и немецкому, когда те были в хуторе. На что он жил? Воровал. И не скрывал этого. У него и технология своя была. Мне сестра рассказывала, как он хвастался: воровать надо с умом. Вечером иду, смотрю – хозяева вечеряют. Значит, они за столом все вместе. А закутки с живностью ещё не закрыты. Вот и момент! Я – хвать курицу за горло и был таков.

…Девчата росли. В школу ходили. Сама Настя сумела только три класса закончить, всё работала. Сестёр растила. И выросли девочки красивые, на руку ловкие и скорые.

Я смотрю фотографии тех лет. Они собраны в большой раме. Чтобы вытащить их из-под стекла, снимаю картонку и газету. Это оказались «Известия» за 1957 год.

Вот несколько девушек. Смотрю: ну, копия Ульяна Громова из кино. Эта высокая статная красавица – Нюся. Невероятно, но следующая фотография – вылитая юная артистка Хитяева. Это Варя.

Стали сёстры завидными невестами. Ничего, что в бедности росли. Зато какие работящие. И пошли к ним свататься.

Первой отдали замуж Полину.

– Ох, и намучились мы с ней, – вспоминает Варвара. Сватался комбайнёр Григорий Терехов из Поповки. Она у него была штурвальной. – Сваты пришли, а она ломается. Вроде, согласна и вдруг – нет. Они выводят её в коридор. Уговаривают. Вроде – да. А в хате опять отказывается. И так два месяца. 

Ничего, жизнь прожили. Двух дочек и сына вырастили.

Муж попался весёлый, танцор и певун, любил подурачиться. Ему бы в артисты. Полина работала в железнодорожном цехе на заводе путейцем. Как раз женская работа: ведь никто не положит шпалы так аккуратно, как женщина.

Когда Лида закончила семь классов, ей удалось устроиться домработницей в соседний посёлок – нянчить ребёнка. У хозяйки был брат двоюродный Семён, разведённый. Присмотрелись к Лиде: с дитём справляется, борщ варить умеет – да и порекомендовали…

И вот в хуторе ждут сватов. Зрители по обычаю перегородили улицу верёвкой, чтобы взять выкуп за доступ к невесте. Другие набились в хату. Варя как младшая сидит за столом. Будет «продавать» сестру. Тут же поют: «Торгуйся, сестра, торгуйся, не давай нянечку дёшево». 

Вдруг в комнату входят двое мужчин в чёрных морских шинелях. Толпа расступилась. Это и были жених с дружком. Они через стенку позади дома пробрались во двор. Сестра дала жениху денег на ритуал, а они купили самогону и выпили его для храбрости. Так что денег не осталось и выкупать невесту нечем…

Подарили им кусок сала и перину. Молодые сразу же уехали на место работы мужа. Он был геологом. На вокзале сдали перину в камеру хранения. Стали забирать – без оплаты не отдают. Пришлось продать это сало и выкупить «спальню». Оба всю жизнь проработали на заводе. Двух детей вырастили.

Анна так и прожила в Крутинке. В 18 лет вышла замуж за Ивана Фёдоровича Швыдкова. Он тогда из армии вернулся и был гораздо старше. Варюшка и тут «продавала» невесту. Не обошлось без казуса. Свадьба собралась, а жениха нет. Ему понадобилось в город, а съездить туда и обратно было проблемно. Вот и опоздал. И хоть опять пели «торгуйся», она схватила первую же копейку да и отдала сестру задаром. У Анны Яковлевны двое детей, проработала на шахте.

Настал черёд и самой младшей определяться. В 20 лет замуж вышла. Стала Веденеевой. Работала на металлургическом заводе крановщицей в прокатном цехе. Тоже двое детей. У дочки высшее образование. Гордится сыном-юристом.

Лука Иванович – муж – работал механиком на шахте. Страстный любитель читать.

– Трудяга, – хвалится жена. – Не любит делать абы как. Когда-то вдруг увлёкся изготовлением прялок. Приспособил моторчик от вентилятора и сделал несколько электрических. Одна и сейчас дома есть. После школы он немного работал столяром, так что делал для дома и столики резные, и тумбочки.

* * *

Жизнь пролетела, как один день. Но бог дал – все сёстры живы и поныне. Все с семьями. Только вот старшая так и осталась одна. Пока меньшие росли, куда ж было уходить! После войны вроде был парень Жора, но, видно, родители отговорили. Да и то! С таким приданым. А потом и ровесников холостых не стало.

Так и прожила нянькой у сестёр. Её так и кликали сперва. А вот меньшая Варюшка ласково прозвала нянечкой. Так и пошло: нянечка да нянечка. 

Они и сейчас дружат. Только всем вместе трудно собраться. Хотя на юбилей прибыли. Пышно отметили 85-летие. Было очень весело. А главное – не оставляют сестру доживать в одиночестве. Все помогают старшей – Нянечке. Вот и на днях Варвара и Лидия съездили домой почистить сажу.

Анастасия Яковлевна столько тепла отдала своим сёстрам. Пусть и ей будет тепло.