Как ПавелI монархию защищал

Ещё будучи великим князем, Павел увидел во Французской революции грозную опасность российскому самодержавию, монархической власти и лично себе как наследнику престола.

 Он считал, что Франция заражена буйственным воспалением рассудка и развратными правилами. Он предлагал Екатерине направить войска во Францию с целью подавить революцию, на что Екатерина, как вспоминала М.С.Муханова, ответила: «Или ты не понимаешь, что пушки не могут воевать с идеями?»

Вступив на трон, Павел сразу начал пресекать распространение революционных идей. Прежде всего была введена жесточайшая цензура на ввоз и печатание книг и журналов. Не допускались рассуждения в пользу Франции и в обиду королевской власти и монархических войск, какая-либо положительная оценка республиканского правления. Запрещалось нападать на католических монахов, помещать анекдоты о властителях, упоминать о плохом содержании крепостных. Самые невинные идеи о равенстве казались тогда неприличными: одна книга была не пропущена за то, что автор, желая «доказать надобность человеколюбия, восходит нарочито высоко и... доказывает, что все люди, и государь, и нищий - братья». В одной из книг было допущено «низкое», по мнению цензуры, сравнение Екатерины Второй с Вольтером для доказательства одинаковых достоинств женщин и мужчин. Остракизму подверглись «Нравственные рассказы Августа Лафонтена», где утверждалось, что «рождение дворянином случайно».

«Для курьёза, - замечал В.В. Сиповский, - укажем, что между «опасными» писателями оказались Гёте, Шиллер, Кант».

Однажды Павлу возразили на принятое им решение и напомнили о законе. Разгневанный император отпарировал: «Здесь ваш закон!» - и ударил себя в грудь.

Офицеры времён Павла I

В отношении армии Павел I вернулся к давно устаревшим средневековым образцам, взяв примером армию времён Фридриха. «Павел, - вспоминает Н.А. Саблуков, - подражал Фридриху в одежде, в походке, в посадке на лошади».

Вместо учений солдаты ежедневно маршировали перед императором, который мнил себя главным героем очередного театрального зрелища.

Сохранились воспоминания А.М. Тургенева, унтер-офицера Конногвардейского полка, о том, как приготовляли офицеров к несению службы:

«В пять часов утра я был уже на ротном дворе; двое гатчинских костюмеров, в высшей степени искусства обделывать на голове волоса по утверждённой форме и пригонять амуниции по уставу, были уже готовы; они мгновенно овладели моею головою, чтобы оболванить её по утверждённой форме, и началась потеха. Меня посадили на скамью посередине комнаты, обстригли спереди волосы под гребёнку, потом один из костюмеров, немного менее сажени ростом, начал мне натирать перед­-нюю часть головы мелко истолчённым мелом... Минут пять и много шесть усердного трения моей головы костюмером привели моё состояние, что я испугался, полагал, что мне приключилась какая-либо немощь: глаза мои видели комнату, всех и всё в ней находившееся вертящимся. Миллионы искр летали во всём пространстве, слёзы текли из глаз ручьём. Я попросил дежурного вахмистра остановить на несколько минут действие г. костюмера, дать отдых несчастной моей голове. Просьба моя была уважена и г. профессор оболванивания голов, по форме объявил вахтмейстеру, что сухой проделки на голове довольно, теперь надобно смочить да засушить; я вздрогнул, услышав приговор костюмера о моей голове. Начинается мокрая операция. Чтобы не вымочить моё бельё, меня окутали рогожным кулем; костюмер стал против меня, ровно в разрезе на две половины лица, и, набрав в рот артельного квасу, начал из уст своих, как из пожарной трубы, опрыскивать черепоздание моё; едва он увлажил по шву головы, другой костюмер начал обильно сыпать пуховкою на голову муку во всех направлениях; по окончании сей операции, прочесали мне голову гребнем и приказали сидеть смирно, не ворочать головы, дать время образоваться голове клестер-коре; сзади к волосам привязали железный, длиною в восемь вершков, прут для образования косы по форме, букли приделали мне войлочные, огромной натуры, посредством согнутой дугою проволоки, которая огибала череп головы и, опираясь на нём, держала на нём войлочные фалконеты с обеих сторон на высоте половины уха. К девяти часам утра состоявшаяся из муки кора затвердела на черепе головы моей, как извержённая лава вулкана, и я под сим покровом мог безущербно выстоять под дождём, снегом несколько часов, как мраморная статуя, поставленная в саду... Увидев себя в зеркале, я не мог понять, для чего преобразовали меня из вида человеческого в уродливый огородного чучелы».

«Гардеробная» война

В приказах Павла I, касавшихся самых разнообразных сторон частной жизни, современники читали:

«Запрещается всем чинам без маскарадного платья, а ежели впредь кто случится в собственном кафтане или мундире, без маскарадного платья, таковых брать под караул».

«Воспрещается всем ношение фраков, позволяется иметь немецкое платье с одним стоящим воротником, шириною не менее как в три четверти вершка, обшлага же иметь такого цвету, какого и воротники, а сертуки, шинели и ливрейные слуг кафтаны остаются по настоящему их употреблению. Запрещается носить всякого рода жилеты, а вместо оных немецкие камзолы».

«Не носить башмаки с лентами, а иметь оные с пряжками, также сапогов, ботинками, имянуемых, и коротких стягиваемых впереди шнурками и с отворотами».

«Не увёртывать шею безмерно платками, галстуками ли косынками, а повязывать оные приличным образом без излишней толстоты».

«Как носка перьев принадлежит единственно чинам придворного штата, то и запрещается лакеям и кучерам носить на шляпах перья. А также банты, какого бы то цвету ни было».

«Запрещается всем вообще употреблять шапки стёганые».

«Запрещается танцевать вальс».

«Те, кто желает иметь на окошках горшки с цветами, держали бы оные по внутреннюю сторону окон».

«Подтверждается, чтоб в театрах сохраняем был должный покой и тишина».

«Подтверждается, чтоб кучера и форейторы ехавши не кричали».

Как только Павел вступил на престол, он мгновенно разделался с ненавистными ему нарядами. Неистовство, проявленное при этом, никак не вязалось с незначительностью предметов, на которые оно было обращено. О том, с какой завидной ретивостью действовала полиция, рассказал А.М.Тургенев:

«Человек двести полицейских солдат и драгун, разделённых на три или четыре партии, бегали по улицам и, во исполнение повеления, срывали с проходящих круглые шляпы и истребляли их до основания; у фраков обрезывали отложные воротнички, жилеты рвали по произволу и благоусмотрению начальника партии, капрала или унтер-офицера полицейского. Кампания быстро и победоносно окончена: в 12 часов утром не видали уже на улицах круглых шляп, фраки и жилеты приведены в не состоянии действовать. Тысячи жителей Петрополя брели в дома их жительства с непокровенными головами и в разодранном одеянии, полунагие».