В Ростовской области ежедневно выявляется 3-5 ВИЧ-инфицированных
Количество заболевших в этом году увеличилось вдвое по сравнению с прошлым годом.
В канун Международного дня борьбы со СПИДом, который мировая общественность отмечает с 1988 года 1 декабря, специальный корреспондент Kr-news.ru поговорил о проблеме с руководителем Ростовского центра по профилактике и борьбе со СПИДом заслуженным доктором, доктором медицинских наук, профессором Е. В. Бекетовой.
- Елена Владимировна, ну, наверное, начнём банально – со статистики, чтобы как-то обозначить временные рамки и масштабы. Когда в России был зарегистрирован первый больной, когда в Ростовской области, сколько сейчас ВИЧ-инфицированных?
- Так далеко? Сразу журналистам и всем говорю: вот в этом году заболело уже 1300 человек. Это много или мало с вашей точки зрения?
- С моей точки зрения, все цифры относительны. Я так понимаю, что выявленные в текущем году заражённые ВИЧ и вообще учтённые – это не все. Как и в случае с наркоманией зарегистрировать удаётся только какую-то часть.
- Ну, с одной стороны, только часть, а с другой – относительно 4,2 млн населения Ростовской области цифра как бы совсем ничего не говорящая. Журналисты всегда у меня спрашивают: сколько на сегодня у нас случаев? Ни о чём эта цифра не говорит. Надо говорить о тенденциях, о динамике, о заболеваемости относительно других территорий. Тогда что-то становится понятным. Потому я говорю, что ситуация в России и Ростовской области крайне неблагополучная. Когда такое было, чтобы правительство с премьером Дмитрием Медведевым и министром здравоохранения Вероникой Скворцовой сидели на комиссии и говорили о национальной угрозе эпидемии ВИЧ-инфекции в России? Наконец-таки произошло политическое осознание того, что происходит на самом деле. В России уже официально зарегистрировано свыше миллиона случаев. И заболеваемость каждый год растёт на 10-12%. В Ростовской области до прошлого года были те же темпы прироста. С середины прошлого года мы получили уже 14% прироста, в этом году заболеваемость относительно прошлого года увеличилась в два раза. На сегодня имеем 1200-1300 (год ещё не закончился), а было 600 человек в 2014 году.
Сейчас поставлены жёсткие задачи как можно шире обследовать население, выявлять и сразу брать на лечение
- Не связано ли это с…
- …При тех же темпах обследования. То есть объёмы те же. Связано это вот с чем: очень давно, где-то с 2000 года у нас на юге преобладающим путём инфицирования был половой. То есть, 70% заболевших получали вирус при незащищённых сексуальных контактах, при рискованном сексуальном поведении. Наркотики тогда не превышали 25%. На многих территориях и вокруг нас, к сожалению, потребление наркотиков внесло свой негативный вклад, и на сегодня у нас 40% людей заражаются с середины прошлого года наркотическим путём. Как врач я понимаю, что, видимо, или доступнее они стали, или другие наркотики появились какие-то. Но что-то произошло в сфере этой наркотической эпидемии. Поэтому об этих двух эпидемиях нужно говорить вместе, заниматься ими вместе. И с наркотиками бороться гораздо труднее. У этих больных один приоритет в жизни – потребление наркотиков. И они очень неохотно идут в больницу. То есть мы не можем их ни лечить, ни помочь им как-то с ВИЧ-инфекцией. Конечно, они продолжают неподконтрольно медицинским организациям вести обычный образ жизни. Они такие же люди, они также имеют семьи, и подруг, и любовь, и вступают в половые контакты. Естественно, заражают окружающее население. Это очень на сегодня осложняет борьбу с эпидемией. Я уже сказала, что была правительственная комиссия. Сейчас поставлены жёсткие задачи как можно шире обследовать население, выявлять и сразу брать на лечение. Чем раньше оно начинается, тем больший получаешь эффект, как при любом другом заболевании. Но для этого регион должен быть готов. Нужно увеличить и количество врачей, и количество кабинетов, где будет вестись приём, нужно больше оборудования, больше денег, чтоб купить медицинских препаратов, реагентов, дезсистем для того, чтобы всю эту проблему решать. Болеют все.
- И, по-видимому, представители разных социальных слоёв по-разному относятся к необходимости проходить лечение. А случалось ли, чтоб наркоман, услышав страшный диагноз, менял свой образ жизни, отказывался от пагубной привычки?
- Ну если такие случаи и были за 25-летнюю историю эпидемии, то их очень мало. Бросить наркотики, вы же знаете… В том беда и состоит. Но тем не менее они приходят и мы их лечим. Таких пациентов несколько сотен, а может быть даже и тысяча. Ну которые ещё как бы дорожат как-то своей жизнью. А остальные... у нас ведь насильно никого не лечат. Дело в том, что после инфицирования на протяжении трёх-пяти-шести лет - всё зависит от состояния организма, от агрессивности инфекции – человек ничего не чувствует. Поэтому он приходит к нам и говорит: ну выявили у меня ВИЧ, я себя прекрасно чувствую и не буду лечиться.
- То есть симптомов никаких нет?
- Ну есть какие-то симптомы, которые совершенно его не беспокоят. Их может увидеть только врач. Ничего у него нет до тех пор, пока вирус не разрушил иммунную систему до определённой степени, когда человек становится уязвимым к любому инфекционному поражению, грибковому заболеванию, герпетическому, туберкулёзу, гепатиту. Начинаются эти проблемы, и тогда человек приходит к врачу. А это плохо. Когда иммунитет сохранён, гораздо быстрее, гораздо эффективнее можно помочь.
- Этот, инкубационный (можно его так назвать?), период у всех разный, в зависимости от иммунитета человека?
- Это не инкубационный период. Просто первые три месяца, когда человек инфицировался, он уже заразен, но уловить современными методами диагностики признаки заболевания ещё невозможно. В этом кроется самая большая опасность. Представляете, донор сдал кровь, а он ну неделю или месяц назад инфицировался, обнаружить наличие вируса в крови невозможно. И это очень коварная история. Для этого разработана целая система мер. Учитывая большое распространение у нас ВИЧ-инфекции, гепатитов, кровь сейчас консервируют. Через шесть месяцев донор повторно сдаёт кровь, и если ничего не находят, тогда её пускают так сказать в работу. Если донор не пришёл, её просто уничтожают.
- В 1988 году в Калмыкии, когда произошло заражение детей…
- А что вы об этом вспоминаете, это уже забытая песня. История.
- Я вспоминаю об этом потому, что это было заражение медицинским путём. Но тогда не было даже одноразовых шприцев. Сейчас только одноразовые шприцы и системы, тем не менее такой случай года два назад повторился в Питере с трёхлетним ребёнком.
-Кровью. Кровью.
- Это как раз то, о чём вы сейчас говорили?
- Именно. Поэтому и ввели несколько лет назад систему консервации. Сейчас, поверьте мне, заразить ВИЧ-инфекцией инъекционным путём в больнице крайне сложно. Вирус, кстати, крайне нестоек, нужна высокая концентрация. И то, что случилось тогда, произошло потому, что это было самое начало. Ни государство, ни медики вообще не знали, с чем имеют дело. Детей лечили так называемыми иммуноглобулинами. И это всё шло без проверки, без тестирования. Просто тестов даже ещё не было на наличие инфекции.
-Елена Владимировна, существует административная и даже уголовная ответственность за заведомое заражение. Применялось ли это право к кому-либо?
- Не знаю, почему вы именно об этом спрашиваете. Да, такая статья есть. Доказать то, что тебя заразил именно этот человек, ну крайне сложно. Практически невозможно. Закон не работает по этой причине. Как бы случаи такие в стране есть, но примеров наказания мало. Истцу очень трудно доказать в суде, что заразил его именно этот человек, потому что практически невозможно доказать, что не было других контактов. То есть, статья-то она как бы нужна, и узнав о своём диагнозе и подписав бумагу об ответственности, редко кто не изменит своё поведение. Хотя достаточно и таких. Они продолжают менять партнёров, не предохраняются, не используют средства защиты. С этим мы сталкиваемся постоянно. Сейчас от трёх до пяти свежих случаев мы выявляем каждый день. Такая ситуация. Поделите 1300 на рабочие дни, и вы поймёте, что это такое.
Мы начинаем лечение в ранние сроки беременности, и к родам количество вируса в крови неопределяемое, поэтому ребёнок не заражается в утробе
- Могут ли у ВИЧ-инфицированных родителей рождаться здоровые дети – вопрос уже риторический. Но при каких условиях? Расскажите, пожалуйста.
- Это факт абсолютный. Вот здесь медицина добилась замечательных успехов. В этой части программы Россия даже на европейском и всемирном уровне находится в лидерах. Когда женщина принимает медицинские препараты, количество вируса у неё в крови падает. Мы начинаем лечение в ранние сроки беременности, и к родам количество вируса в крови неопределяемое, поэтому ребёнок не заражается в утробе. Самый большой риск во время родов, потому что понятно, какая процедура. После родов определённое время специальными препаратами профилактическое лечение уже получает новорожденный. И это снижает риск до 1%. Если не лечиться, каждый второй ребёнок будет инфицирован. Иногда бывают какие-то чисто медицинские проблемы у женщины. Это тот 1%, когда какие-то особенности организма матери не позволяют добиться 100-процентной эффективности. Но большинство детей остаются ВИЧ-инфицированными по вине матерей, которые вообще не приходят в женскую консультацию, и их выявляют уже в процессе родов, изменить ситуацию медицинские работники просто не могут. Я недавно вернулась с первого экспертного совета специалистов ВИЧ-СПИДа в Москве. Там многие территории выступали, потому что проблема ликвидации этой вертикали, как она называется, - передачи от инфицированной женщины к ребёнку – это государственная проблема, регулируемая 761-м указом президента. Поэтому постоянно идёт контроль, отслеживание показателей по регионам. И тут должны все подключиться: родственники, соцслужбы, вплоть до соседей, чтобы и те, кто ведут асоциальный образ жизни, не остались без должного внимания. А есть вполне благополучные и образованные, не желающие лечиться. У меня сейчас лежит обращение такой женщины. Она пишет, мол, не верю ни в ваши лекарства, ни во что, читаю всё в интернете, и сама не буду лечиться и ребёнка своего не дам лечить. Ясно, что у неё скорее всего родится инфицированный малыш. Насильно лечить не имеем права.
- В сельской местности у нас довольно сложно с медицинским обслуживанием, не везде оно доступно. Возможно ли лечение на удалении? Это что – какие-то таблетки?
- Да, таблетки. В родах – инъекции. Ребёнок тоже получает жидкие формы.
-То есть независимо, где живёт человек, он может лечиться?
- Абсолютно. Женщины, которые хотят сохранить своего ребёнка, тут же становятся на учёт. Периодически они приезжают к нам, наш акушер-гинеколог наблюдает за ними, корректирует терапию, наблюдает, чтоб не было каких-то неприятностей, неожиданностей с этой женщиной. И как правило, 90% женщин приезжают, лечатся и хотят иметь здорового ребёнка.
- Елена Владимировна, территориально, где у нас наиболее неблагоприятные по области зоны?
- У нас сформировалось два таких очага. Это как бы естественно большой город – Ростов, миллионник, столица, притяжение всего. И территории, которые вокруг: Аксай, Азов, Батайск. Это понятно. Второй неблагополучный регион – бывшие угольные города: Шахты, Новошахтинск, Гуково, Красный Сулин. Там как раз-таки наркотический путь инфицирования гораздо выше.
Любой диагноз во многом меняет судьбу человека, его образ жизни
- Хотелось бы услышать какие-то реальные истории, разумеется анонимно, насколько болезнь ломает судьбы, как люди воспринимают случившуюся с ними беду.
- Любой диагноз во многом меняет судьбу человека, его образ жизни. Если у кого-то диабет, разве он живёт как все остальные? Если у него онкологическое заболевание, разве он живёт как все остальные? Ничем в этом смысле ВИЧ-инфекция не отличается. Знаете, наверное, чем она отличается? До сих пор в общественном сознании этот диагноз рисуют какими-то страшилками. Центр существует 26 лет. Здесь есть врачи, которые работают 26 лет. Каждый день они лечат, встречаются, слушают там: к нам больной ведь приходит на всю жизнь, лечение пожизненное. То есть мы очень близко знаем своих больных. Хоть их и тысячи, но большинство из них привязаны, как домой ходят к нам. Поэтому как меняется жизнь? Человек будет получать каждый день лекарства. В этом. Ну питание нужно определённое соблюдать. А вот неприятие обществом непонятно почему до сих пор происходит. В быту ВИЧ-инфицированный совершенно не опасен. Есть три пути передачи: инъекционный – чаще это наркотики, половой путь передачи и от женщины к ребёнку. Всё! Других нет. Половина тех детей из Элисты, которых вы вспоминали, живы, лечатся, живут в семьях, у них есть братья, сёстры, матери, они вместе спят, едят, пользуются общим полотенцем. Никто там не заболел. Это говорит об отсутствии бытовой передачи. Напротив, любой инфицированный нуждается в какой-то человеческой поддержке, понимании. Никто не знает, с кем что завтра случится. Чем лучше онкология, чем лучше туберкулёз, чем лучше гепатит, сахарный диабет? Ничем. Абсолютно.
- То есть это прямая аналогия с привычными хроническими заболеваниями?
- Конечно. Сейчас ВИЧ-инфекция, благодаря антиретровирусной терапии, стала хронической вирусной инфекцией. Я уже говорила, что у нас живут с этой инфекцией 26 лет. В тех странах, куда эпидемия пришла раньше, и дольше живут. Терапия качественная, хорошая, лишь бы человек её принимал так, как назначает врач. У нас традиционно русские люди не очень-то думают о своём здоровье. На авось надеются. Пил-пил лекарства, стало лучше, взял бросил. Приходит к нам – у него все показатели плохие. Да вот надоело, говорит, принимать лекарства. Безусловно, есть проблемы, конечно, тяжело людям приезжать из дальних районов, но так по всей России. Специализированные центры создали в областных городах. Кое-где есть филиалы, где огромные территории, как в Иркутской области, или большое количество инфицированных: если у нас, как вы любите абсолютные цифры, сейчас перевалило за 10 тысяч пациентов, в Свердловске – 80 тысяч. Конечно, там есть филиалы.
- Раз уж заговорили о неприятии ВИЧ-инфицированных обществом. Вы наверняка слышали о многодетной семье Дорохиных из Сальска, которые взяли на воспитание четверых ВИЧ-инфицированных детей. Из большого благоустроенного дома им с пятнадцатью приёмными детьми пришлось переехать в двухкомнатную московскую квартиру, так как в их родном городе к воспитанникам было предвзятое отношение в детских учреждениях.
- Уже разобрались и знаю финал этой истории. Люди меркантильно решали свои материальные проблемы. В Москве их, так сказать, развенчали. В Сальск приезжала телевизионная группа от Гордона разбираться. Здесь им, как никому, делали всё, что могли. Но они захотели большего. В Москве также развернули бурную деятельность, прикрываясь благородными предлогами, стали требовать дом, ещё что-то. Не берусь осуждать, говорю, как есть.
- Судя по семье Дорохиных, брать под опеку больных детей можно. А позволительно ли семье, в которой один или оба супруга ВИЧ-инфицированные, усыновлять здоровых детей?
- Прямого запрета в законе нет. Но люди, как правило, ответственно относятся к такому шагу. Ведь они понимают, что им нужно лечиться, серьёзно заниматься своим здоровьем, следить за питанием. Хотя многие же могут иметь детей, иногда идут на ЭКО. Эти технологии отработаны и безопасны. Так что, почему бы и нет. Они тоже хотят семью, хотят детей. Такие же люди.
- Антиретровирусная терапия – это какой-то один медикамент или группа препаратов?
- Это большая группа препаратов. Весь смысл терапии заключается в том, что препараты разработаны по группам, которые действуют на различные ферментные системы вируса. Один не даёт размножиться, другой – проникнуть в кровь, в лимфоцит – в эту иммунную клеточку. Другой там тормозит разрушение этого лимфоцита и т.д. и т.д. Терапия очень эффективная. Но пока, к сожалению, нет препарата, который бы излечивал полностью. То есть мы подавляем вирусную нагрузку до неопределяемой и поднимаем уровень иммунитета, чтобы человек не болел всеми остальными инфекциями.
- А сколько стоят эти препараты?
- Больному они ничего не стоят абсолютно. А государство тратит огромные средства. Только на лекарства выделяется ежегодно 17 млрд рублей. Теперь же с учётом того, что эпидемию пока не удаётся притормозить, добавляют дополнительно 20 млрд рублей.
- В ваш центр может обратиться любой человек: без прописки, без паспорта?
- Ну нет, мы лечим только местное население. Хотя бывают особые случаи. Так, среди украинских беженцев выявили беременную с ВИЧ-инфекцией. В виде исключения, конечно, лечили её.
- У вас есть и стационар?
- На 50 коек.
- Не пустует?
- Что вы, очередь! Больные тяжелеют со временем. Потом очень многие поздно обращаются. Беда нашего менталитета – до последнего терпеть, терпеть.
Симптоматика первые 5-7 лет, как правило, отсутствует. Поэтому государство нацеливает нас на то, чтобы все заботились о своём здоровье, проходили вот это тестирование
- Касаясь обследований. Каким путём выявляются эти 3-5 человек ежедневно?
- По-всякому. Тестирование на сегодня в целях борьбы с эпидемией поставлено во главу угла. Пока не обследуешь человека, не узнаешь. Симптоматика первые 5-7 лет, как правило, отсутствует. Поэтому государство нацеливает нас на то, чтобы все заботились о своём здоровье, проходили вот это тестирование. По закону обязательное тестирование проходят доноры, часть медработников, в том числе нашего центра, беременные, хоть это и не прописано в законе, но в приказах медицинских обозначено. То есть беременная может отказаться от обследования, но все понимают, что это неразумно, поэтому тестирование проходят. Бывает по клиническим показаниям направляет терапевт, чтобы разобраться в подозрительных симптомах. Мигранты по закону у нас подлежат обязательному тестированию на ВИЧ. Должны обследоваться все употребляющие инъекционные наркотики. Однако привлечь их очень сложно. Все пациенты с венерическими заболеваниями, тоже по клиническим показаниям. Конечно, хочется, чтобы было больше добровольных обследований. 1 декабря проводится всероссийский день тестирования на ВИЧ. Мы ждём ответ от ДГТУ, видимо, туда выедет от станции переливания передвижной пункт забора крови. Там будет акция для студентов. Им расскажут о значимости тестирования. У нас такие акции уже проводились, но всероссийская проходит впервые.
- Когда проводились такие мероприятия, хоть раз среди студентов выявляли инфицированных ВИЧ?
- Поражённость среди молодых, особенно организованных: студенты, учащиеся колледжей, ниже, чем среди людей среднего возраста. Основной контингент 26-50 лет. 86% выявленных в этом году где-то работают. Но они же не обязаны обследоваться, вот и не ходят. В стационарах всех тестируют, но ложатся чаще возрастные люди. Хотя у нас есть такие истории: неподалёку банк находится, периодически оттуда приходят молодые мужчины обследоваться. Все женатые. Мы их спрашиваем: зачем? «А мы на всякий случай. У нас корпоратив был», - поясняют. Сознательные. Ночные клубы, корпоративы, где отключается голова, и люди делают, что хотят, действительно, зачастую становятся причиной распространения инфекции.
- Елена Владимировна, я, может быть, не задала какой-то вопрос, который вы считаете важным и хотели бы осветить?
- Не вопрос. Мне очень хочется изменить отношение населения к ВИЧ-инфекциии. Она есть во всех муниципальных объединениях, где живут ваши читатели. Где-то больше, где-то меньше. Но, к сожалению, заболевание ширится. И это такая вещь: это не только медицинская, а огромная общественная и социальная проблема. Потому что кто-то борется с наркотиками, кто-то занимается нравственным воспитанием. Борьба - она комплексная. Только вместе что-то можно изменить. Одним медикам не справиться. Мы получаем, так сказать, продукт воспитания, поведения и привычек и начинаем лечить. Поэтому каждый должен бороться на своём уровне. То есть: отсутствие дискриминации к человеку с таким диагнозом и объединение усилий. Вот всё, что поможет.
Людмила Воробьёва