Знов москали вынувати?

События на Украине не дают мне покоя, просто измотали морально. Со многими одноклассниками и однокурсниками, оставшимися в незалежной, почти не общаюсь, так как наши точки зрения на ситуацию не всегда совпадают. Информационная война сделала своё дело. Но уверен, в одном мои украинские друзья не станут спорить со мной – это состоя­ние украинской армии. 

То, как она без единого выстрела сдала Крым, как странно «наводит порядок» на юго-востоке, говорит не столько о благородстве военных, не желающих проливать кровь, сколько о банальной небоеспособности. Неслучайно депутат Рады по фамилии Москаль однажды заявил: «Какая армия? У нас давно ничего не заводится и не летает».

Я сын офицера. 23 года мы прожили в городе Стрый Львовской области, который был напичкан вой­сками. Там было несколько десятков воинских частей. Но самые крупные – это полк дальней авиа­­ции, полк авиации ПВО, ракетные части стратегического назначения и ПВО. Было, конечно, и ядерное оружие.

Мой отец служил связистом в полку дальней авиации. Мы просыпались и засыпали под гул авиа­ционных двигателей. Порой учителя в школе приостанавливали на несколько минут диктанты, так как рёв взлетающего бомбардировщика заглушал их речь. Помню, как мой одноклассник Гена Денисов после окончания Львовского политеха мечтал пойти служить в наш полк, так как жизнь офицера-авиатора казалась ему верхом почёта и благополучия. И это было действительно так.

А потом в 1991-м, когда развалился Союз, вся эта мощь досталась незалежной Украине, за исключением ядерного оружия. Было обидно до слёз. Большинство офицеров отказались присягать Украине и уехали в Россию. Гена присягнул. 

Я часто ездил раньше в места детства и юности и могу сказать, что на глазах моих проходило и становление украинской армии, которой достались на халяву огромные ресурсы и инфраструктура, и её развал, начавшийся буквально с момента рождения. Поначалу я только потешался над Геной, когда система стала лепить из него щирого украинца. Вместо «Равняйсь – смирно!» – «Шикуйсь – струнко!». Вместо ленинской комнаты «шевченкивска кимната», вместо красной повязки дежурного по полку – жовто-блакитная. И требование командования говорить всем по-украински. Благо Гена умел чесать даже на западенском диалекте. Но это всё внешнее, почти безо­­бид­-
ное. 

А вот когда перестали летать самолёты, это уже для офицеров стало шоком. Один лётчик, тоже из присягнувших, рассказывал мне, как проходила в том самом полку боевая учёба. Керосина у армии нет, а на заправку только одного ТУ-22 нужны тонны. Так нашли выход – меняли по одному красавцу-ракетоносцу у России на топливо. Сдыхают один самолёт, полетают месяц, а потом опять кранты. Пока новый не обменяют – в полку тишина. В конце концов всю технику извели. Та же участь постигла и полк ПВО.

В следующий приезд узнаю, что Гена занимается ликвидацией полка и аэродрома. На мои вопросы, как дошли до жизни такой, он только матерился. В последний приезд я и Гену не нашёл, сказали, что переехал в Киев. А весь военный гарнизон, с казармами, боксами, складами, столовыми, солдатскими и офицерскими клубами, стал безлюдной полуразграбленной территорией. Жутчайшее зрелище! Штаб, где служил отец, зияет чёрными глазницами выбитых окон. И правда, как в том анекдоте: «Якщо нэ зйим, то понадкусую».

Надо же умудриться уничтожить такое достояние! Сами распродали, разворовали, потом ещё поглумились над останками. И искренне кричат на весь мир, что «знов москали вынувати». Уж тут-то точно никоим образом.