Вот, например, реклама, товарищ Путин. Вот, например, для чего? Что она обозначает? Отражает ли реальность? С днём рождения, кстати.

Конкретно, реклама Газпрома по телевизору, про то, что Газпром – наше национальное достояние. И про то, что у нас в стране тысяча миллионов газа, и про то, что мы – так оно по всему выходит – великая нация.

Раньше мне было всё понятно: это хорошая реклама, потому что мне нравится быть великой нацией. А великая нация я потому, что у нас в стране много газа, а также потому что газ – это национальное достояние. Круг замкнулся, аргументация безупречна.

Но, конечно, припёрся агроном, а он, я чую, агент США и лично Навального. 

Ты, Ваня, не нация, ты просто чмо какое-то, так он мне говорил. Как это так, чмо? спрашивал я, изумляясь неожиданной постановке вопроса. Всё же привык чувствовать себя нацией. Что ж это сразу чмо? спрашивал я растерянно. Ну отдельный я, может, и чмо, ладно, но когда нас, чмов, много, когда нас 140 миллионов, это ведь нация получается. Или нет?

Ну как тебе объяснить? Агроном в глубочайшей задумчивости засунул палец в нос. Это получается как бы чмация. 

Да слова такого нет! закричал я ужасно. Слова нет, а чмация есть, сказал агроном. И она до газа никакого отношения не имеет, кроме как плотит за него. А значит, нет у ей и никакого достояния.

Я от полного изумления даже стакан отставил. Как нет, когда по телевизору говорят, что есть?! Так я закричал ещё даже ужаснее, чем в первый раз. Ты моё достояние у меня не отымешь!

Я не отыму, ну да, сказал агроном. А позволь узнать, в каком смысле это твоё достояние – твоё? 

Ну, в широком, говорю, смысле. Национальном. Оно прям подо мной в недре закопано.

Во-от, подколодно сказал агроном. Обычно, товарищ Путин, это я говорю «во-от», а тут он сказал «во-от». Но я говорю это прекрасно и открыто, а он сказал гнусно и закрыто. Тебе, говорит, этот газ в конфорку подают, и ты за него плотишь по тарифу, так? Так, говорю. А тарифы растут? Конечно, говорю, растут, два раза в год, как положено. А за прошлый год Газпром твой получил чистой прибыли 738,6 миллиардов рублей, говорил агроном. Твой доход за год на сколько увеличился? продолжал спрашивать он меня. Ни на сколько, говорю. А доход Газпрома вырос на 100 миллиардов. Ну и чьё, получается, это достояние? Твоё? Нет, Ваня, газ, нефть, леса и реки принадлежат специальным людям, достоястам. Это необыкновенные люди, элита. Они так называются, потому что сумели как-то наше достояние захватить, убедили, что это достояние всё равно как будто бы наше и теперь продают нам от него кусочки. Понятно?

Угу, сказал я внешне хладнокровно, но внутренне подразумевая злобу. Понятно. Одно мне непонятно, почему это я всё же чмо? 

Потому, сказал агроном. Потому что даже шалава, когда её бесплатно насилуют, кричит «помогите!». А чмо считает, что так и должно быть. 

И тогда ударил я его, товарищ Путин, без всякой жалости и милосердия, непосредственно в гайморит. За оскорбление нашей, сказать, великой чмации. Агроном, понятно, с копыт – интеллигенция, а я сел возле его антинародной тушки, взял стакан и подумал: а вдруг правда? А если правда, как бы мне стать достоястом, хотя бы маленьким? А?