Если ради валюты, то у нас не очень богатые возможности. Дешевле нашей пшеницы в мире нет. Эксперты подсчитали: выходить на международный рынок с хлебом четвёртого и пятого класса – всё равно что продавать песок вместо цемента. Транспортные издержки, хранение и перевалка в портах с низкой пропускной способностью, вообще логистические расходы забирают у нас слишком много – в среднем 40% от экспортной цены.
Следует учесть также, что зерно, отправляемое в Египет и Иорданию, мы отнимаем у гибнущего отечественного животноводства, а пшеницу высокого качества и ассортимента наши переработчики вынуждены закупать за рубежом.
Тем не менее в последние годы правительство и Минсельхоз активно мотивировали аграриев выращивать зерно на экспорт. И вдруг – перемена курса: «Мы прежде всего обязаны заботиться о гражданах собственной страны, о своих сельхозпроизводителях». Вывоза пока не будет...
Забота получилась, однако, кособокая. В мировой практике о такого рода поворотных решениях принято оповещать загодя, чтобы участники рынка подготовились. У нас же всё решилось на раз–два. Зафрахтованные суда ни с чем покидали Новороссийск и Туапсе, а к морю двигались тысячи вагонов и автомашин с зерном. Весь этот груз надо было срочно разворачивать назад, куда–то увозить и пристраивать. Транспортные пробки на подъезде к порту достигали 70 километров. Успевшие доставить зерно в порт терпели немалые убытки, оплачивая простой.
Сельхозпроизводители, которым правительство озаботилось, получили удар под дых. Им надо готовиться к севу, покупать ГСМ и удобрения, срочно расплачиваться по кредитам, а главный источник их дохода (особенно на юге) – экспорт. Вот крик отчаяния, который бросил из Новороссийска в Интернет один из фермеров после правительственного запретительного решения: «Элеваторов для хранения как не было, так и нет, а те, что есть, уже закрылись и зерно не принимают. Что делать с зерном, никто не знает. Как жить?»
Трейдерам вроде бы легче, у них есть зерноперевалочные терминалы, элеваторы и «лишние» деньги. Форс-мажор, устроенный правительством, позволяет им безнаказанно разорвать прежние, сегодня уже невыгодные контракты. Трейдеры готовы придержать зерно в ожидании более привлекательных экспортных договоров, но их пугает потеря клиентов и «потеря лица». Ведь не все зарубежные партнёры согласны, что у нас форс-мажор, – глядишь, нарушившим контракты предъявят судебные иски. Поворот к отечественному потребителю означает, что трейдеры вместо закупающих зерно станут продающими. А такие посредники на рынке внутреннем не очень-то нужны, здесь возможны (и желательны) прямые торги между зернопроизводителями и потребителями (мельниками, животноводами и т.п.).
Вообще, отказ от экспорта предполагал сближение отечественных производителей и потребителей, а внутренний рынок к этому, как оказалось, не готов. Все заняли выжидательную позицию – кто кого пересидит. Никто не покупает и не продаёт. Ждут «прозрачную и справедливую» цену.
То, что цена на зерно – основной фактор, сдерживающий развитие нашего внутреннего аграрного рынка, признают уже, кажется, все. Если мы в самом деле «заботимся о гражданах собственной страны, о своих сельхозпроизводителях», эту проблему надо наконец решать. Но есть опасность, что решать её будут не участники рынка, не аналитики и не экономисты, а чиновники и прокуратура. И получится, как в том анекдоте. Президент говорит премьеру: «Надо помочь малому бизнесу, его терроризируют». Премьер говорит правительству: «Там проблемы у малого бизнеса, разберитесь». Министр внутренних дел говорит начальнику управления: «Там что-то такое с малым бизнесом, надо что-то делать». Начальник управления говорит милиционеру: «Этот малый бизнес достал вообще. Дави его к чёртовой матери!»
Основания для тревоги есть. По такой схеме у нас «решалось» уже немало проблем.