Он появился у нашего дома, когда уже вечерело, увидел жену во дворе и робко спросил:

 - Тетя, у вас ничего нет поесть?

 Жена лишь окинула паренька взглядом и пошла на кухню. Принесла борща, еще чего-то, и Олег, так он назвал себя, присев на лавочку у забора, принялся есть. Ел не спеша и тупо глядел перед собой. Чувствовалось, мучает его что-то.

 Мы уже привыкли, что к нашему двору постоянно приходят просить цыгане, обмазанные сажей тетки, говорящие, что они погорельцы, какие-нибудь ханурики с соседних улиц, а тут - усталый хлопец с глазами повидавшего жизнь мужика. Когда он поел, я спросил:

 - Что случилось, ты по виду и говору не местный?

 - Мы, дядя, от корейца сбежали. Работали у него на луке. Он обещал заплатить, а потом сказал, что урожай плохой и платить не будет. Ну, мы и сбежали, чтоб тот лук не убирать и до холодов домой добраться.

 Он замолчал и опять стал глядеть перед собой невидящими глазами.

 - Погоди, вы работали компанией или семьей? - опять спросил я, пытаясь понять ситуацию. Давно знаю, что корейцы в кубанских колхозах берут в аренду пашню, строят в лесопосадках летние резервации для рабов, и те горбатятся у них на луке дни напролет. Сбежать из резервации нелегко - охраняют бритоголовые. И если поймают, забьют до смерти, чтоб другим неповадно было. Попасть же в рабство проще простого: менты ловят бомжей, по вокзалам, электричкам, пропившихся, прогулявших, потерявших документы и продают корейцам. Те привозят раба в резервацию, он гамбалит у какого-нибудь Пака с весны до осени за харчи и дешевое курево, а после уборки урожая ему дают под зад, и до следующей весны люди без документов прозябают, где придется. Весной опять будут отловлены и проданы. Рабство это процветает давно, последние годы на Кубани стали делать вид, что с ним борются, но поскольку корейцы не скупятся председателям за аренду земли, то проверяющие в резервации не лезут - не принято наглеть в «княжеской» вотчине. А если лезут, получают «на лапу» и отваливают. И рабство по-прежнему процветает. Случается, правда, что на луковые плантации попадают безработные из стран СНГ, местных хуторов и станиц, но этим уж как повезет, как на них патриций глянет, иногда с ними рассчитываются луком.

 Олег отдает жене пустую миску и говорит:

 - Мы работали, дядя, всей семьей. Мама, трое братьев и сестра.

 - Ты, наверное, старший?

 - Да, потом Ваня двенадцати лет, Андрей девяти лет, а малому два года, он не работал. И сестра была с нами, ей шестнадцать.

 - А матери сколько лет?

 - Сорок шесть.

 - И как же вы попали к корейцу?

 - Нас ночью сняли менты с электрички под Каменском-Шахтинским. Мы возвращались домой в поселок после вечерней службы в церкви.

 - И что, прямо сразу вас продали?

 - Нет. Они сказали: «Или вас всех посадим за то, что без документов, или отправляйтесь на работу к корейцу». Мама выбрала работу.

 - Дела…. У вас что, в семье документов нет?

 - Есть, у мамы, у меня и сестры есть паспорта, но они украинские. Мы раньше жили в Луганской области, а потом, когда бабушка умерла, переехали в Ростовскую, в бабушкин домик. Но нас не прописали, а потом мы ментам попались.

 - А как же вы теперь будете жить? Огород вы не садили, у вас ни денег, ни картошки, ни дров, ни угля на зиму - ничего. Домик-то хоть целый? Может, алкашня спалила, пока вы были на луке?

 - Мы не знаем….

 - Тьфу ты…. Мать-то у вас хоть нормальная?

 - Нормальная. Но батя был лучше.

 - А он куда делся?

 - Он за брата вступился, побил кого-то, и его посадили на Украине. А батя работал, молоко с фермы приносил, мы при нем не голодали.

 - А тут, на Кубани, хоть запомнил, где работали?

 - Нет, там одни поля, а к нам никто, кроме хозяина, не ездил. Он привозил еду и воду.

 - А жили вы где?

 - Мы семьей в отдельном балагане из пленки и картона. Другие тоже в балаганах.

 - Вас хоть не били?

 - Нас - нет, мы старались хорошо работать, других били.

 - И как вам опять добираться в тот поселок теперь с Кубани, у вас ни документов, ни денег….

 - Как-нибудь доберемся до холодов. Мы с братьями ходим по станице, собираем на дорогу, кто сколько даст.

 Жена слушала и плакала. Потом принесла хлопцу денег и новую болонью куртку, которую у нас никто не хотел носить. Олег обрадовался одежке и, осмелев, спросил:

 - Дядя, может, у вас какие сапожки найдутся на меня зимние?

Сапожки нашлись. Сыскали и пару сыновьих свитеров, несколько рубашек, сложили все в мешок, и Олег большими, уработавшимися руками легко кинул его на плечо.

 - Сынок, может, подвезешь парня? - попросил я сына.

Но Олег отказался:

 - Не надо, дядя, мы договорились с братьями встретиться у моста на закате. Я пойду, я успею. Спасибо вам.

 - Тогда с Богом, - ответили мы.

 Садилось солнце. Было стыло после недавних дождей, и усыпавшие нашу мокрую улицу разноцветные листья Олег месил матерчатыми тапочками, промокшими насквозь.