Мои ёлки-палки

От Красной Шапочки до Бабы Яги с метлой «Жигули» и гаишника «по пояс»

Когда мы переехали в Ростов, я пошла в третий класс. В моей старой школе ёлки почему-то не проводили, а вот в новой, ростовской, организовывали новогодние утренники.

От соседской девочки мне достался костюм Красной Шапочки.

Юбочка, передник с кружевами, кофточка и, что самое главное, сама шапочка, всё было точь-в-точь, как у Яны Поплавской, которая распевала со всех телевизионных экранов страны: «А-а-а-а, в Африке горы вот такой вышины!!!»

Соседская девочка была брюнеткой и на Поплавскую была совсем не похожа. А я - вылитая Шапочка! Мама пыталась что-то сказать о том, что хозяйка костюма меня на пару размеров меньше и ростом пониже. Но это было бесполезно. Я уже себе представляла, как из-под шапочки будут выбиваться мои белокурые локоны, и я такая буду ходить и напевать: «А-а-а-а, в Африке реки вот такой глубины!»

С этой ёлки осталась фотография - юбочка с трудом прикрывает попу, шнуровка жилетика сильно разошлась на животе, а резинки рукавов-фонариков впиваются мне в руки. Какой-то бегемот, а не Яна Поплавская. Но я этого ничего не помню, а помню, что все снежинки подходили ко мне и спрашивали, где я взяла такую шапочку, как у Яны!

На следующий год, когда я училась в четвёртом классе, случился мой новогодний триумф. Я ходила во Дворец пионеров в кружок художественного чтения. Папа этот кружок не одобрял, всё время меня спрашивал, что конкретно мы там делаем и очень смеялся, когда я ему рассказывала, что мы там учимся читать стихи «с выражением». Ближе к Новому году к нам в кружок пришла суровая тётка из горкома комсомола и сказала, что сейчас будет отбирать детей для участия в ёлке на Театральной площади. Я, конечно, просто похолодела от ужаса, когда представила себе, что сейчас вместо меня выберут мою любимую подругу Люсю. Тётка долго всех слушала, и в группу чтецов мы с Люськой попали обе. Люська была Чебурашкой, а я — Новый год! Мы ехали в повозке по тогдашней улице Энгельса с Дедом Морозом и Снегурочкой. Мороз иногда поднимал меня над собой, и я махала людям рукой. Костюм мне выдали. На шапке и комбинезоне была нашита табличка — «1982». Мне немножко было жалко Люську, потому что у неё были огромные уши Чебурашки и щёки, накрашенные ярко-красным гримом. Люська была больше похожа на мышь. И со мной не шла ни в какое сравнение. Я себя чувствовала уже не Красной Шапочкой, а Аллой Пугачёвой. Всё внутри меня пело и бурлило от счастья.

Папа пришёл на площадь послушать, как я буду читать стихи. Я кричала со всей силы в микрофон: «Я - праздник, я - рывок вперёд, я - торжество, я… - здесь надо было делать небольшую паузу, а потом с чувством завершать фразу, - Новый год! Все ваши жизненные планы в моём календаре сейчас, я постараюсь быть хорошим, но я завишу весь от вас!» Папа, которого я всё время держала в поле зрения, скептически поморщился.

Домой возвращались вместе. Какое-то время шли молча. Я говорю: «Что-то не так? Плохо получилось?» Папа грустно: «Да нет, вроде и неплохо, но всё какое-то ненастоящее. Люська твоя с этими ушами, Снегурка не первой молодости, снега нет, грязища ростовская, и ты орёшь - Новый год, Новый год!».

В то время я почти всё делала, чтобы получить папино одобрение. Праздник был испорчен.

Зато в пятом классе на новогодней ёлке во Дворце пионеров мне дали роль Бабы Яги.

Роль была большая, пришлось учить много слов, но оно того стоило. В зале гас свет, раздавалась музыка из фильма «Новогодние приключения Маши и Вити», и я выскакивала верхом на метле! Папе моя роль нравилась, он приходил на генеральную репетицию, всю дорогу домой мы обсуждали, какие ещё штрихи можно к образу Яги добавить. Я была на седьмом небе.

Метлу для Яги папа попросил у нашей у дворничихи, обклеил её бумагой и сверху написал жирным фломастером — ЖИГУЛИ. Это производило на зрителей неизгладимое впечатление.

Обо мне даже написали в газете «Вечерний Ростов». Папа долго хранил вырезку, правда, потом при очередном нашем переезде она затерялась....

В старших классах на новогодних концертах мы уже не наряжались. И сами концерты были серьёзными с обязательными патриотическими стихами. В моду вошла мелодекламация. Я со сцены читала отрывок из поэмы Маргариты Алигер о Зое Космодемьянской:

Как морозно!

Как светла дорога,

утренняя, как твоя судьба!

Поскорей бы!

Нет, еще немного!

Нет, еще не скоро...

От порога...

по тропинке...

до того столба...

Надо ведь еще дойти дотуда,

этот длинный путь еще прожить...

Может ведь еще случиться чудо.

Где-то я читала...

Может быть!..

Мишка Шкирман, мой одноклассник, играл на пианино специально подобранную музыку. Папа опять морщился в первом ряду. Дома он рассказывал маме: «Ужас какой-то: наша орёт, Мишка по клавишам бьёт со страшной силой. Ну, наша давай ещё громче эту Маргариту Алигер, будь она неладна, орать». Мне он, правда, ничего не сказал. И я решила, что ему просто не нравится Маргарита Алигер.

Когда я училась на первом курсе университета, родители уехали на Новый год в Кисловодск.

Встречали девяносто первый. Почти все мои друзья жили в общаге, там встречать Новый год было просто нечем. Я позвала всех к себе. Решили устроить маскарад. Училась я на журфаке: креатив, приправленный воздухом свободы, просто сводил нас с ума. Наряжались даже премьер-министром Павловым. А у одного нашего однокурсника, звали его Гена, сосед по общаге работал в милиции. Гена попросил у соседа фуражку, рубашку с галстуком и жезл. Так что до пояса Гена был настоящим милиционером. А вот вместо брюк на нем были огромные семейные трусы, которые он специально для этого случая купил в галантерее. Трусы были дикой расцветки — маки, огурцы, какие-то птицы! Мы так смеялись, что не могли остановиться.

Пили мы какой-то спирт. Ели мало. Наутро всем было плохо, к тому же мы не смогли найти милицейский жезл. Сосед-милиционер предупредил Гену, что вечером ему заступать на дежурство.

В общем, трагическая это была страница в нашей студенческой биографии. Сбрасываться на новое орудие труда для милиционера пришлось всем участником новогоднего праздника.

А один гость пришёл с ружьём и стрелял из него в воздух, вроде как салют у нас был! Но попал он в телевизионный кабель. Это видели соседи, которые обо всем доложили вернувшемуся из Кисловодска папе.

Папа сказал, что вот я уже совершенно взрослый человек и, вероятно, у меня и свой ребёнок скоро появится. А полностью доверять мне пока что ещё нельзя!

И да, папа был прав. В девяносто третьем родилась Настя. И начались уже её ёлки. Но, это совсем другая история.

Ирина Самохина

г. Ростов-на-Дону