«Наркотой торговать у него бы ума не хватило»

Эксперт подтвердил: подсудимый психически болен и не осознаёт своих действий. И человека упекли на восемь с половиной лет строгого режима

Тимоша не может помнить своего отца: примерно год и три месяца – а это больше половины всей Тимошиной жизни – Алексей Ерыженский провёл в СИЗО. Но, загружая свой игрушечный грузовик песком, камушками и другими полезными вещами, Тимоша отчётливо приговаривает: «Папа». И чтобы исчерпывающе объяснить ситуацию незнакомой тётке (кто её знает – вдруг непонятливая попалась?), берёт меня за руку, подводит к машине, тычет в неё пальчиком и ещё раз повторяет: «Папа». 

– Мы ему говорили, что папа работает с машинками. Значит, запомнил, – удивляется Тимошина бабушка Ирина Филипповна. 

Сейчас папа уже в колонии. Ростовский областной суд отказал в апелляции, и приговор вступил в силу. Статья 228.1 УК РФ – незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств. Восемь с половиной лет строгого режима.

Ирина Филипповна Ерыженская обратилась в редакцию «Крестьянина» за помощью от полной безнадёги. Матери очень редко верят в винов­ность сыновей, но здесь даже беглого знакомства с документами хватило, чтобы заподозрить, что дело тут не только в материнской любви. Что, возможно, наш самый гуманный, справедливый и т. д. суд внезапно оказался чуть менее гуманным и справедливым, чем хотелось бы. 

«Не может осознавать»

Как следует из приговора Усть-Донецкого районного суда, «Ерыженский Алексей Владимирович 27.10.2017 года примерно в 17 часов 29 минут, находясь примерно в 10 метрах от дома № 196 по ул. Баумана в г. Константиновске Ростовской области, имея умысел на незаконный сбыт наркотического средства, в целях получения материальной выгоды, за 500 рублей незаконно сбыл действовавшему в рамках федерального закона РФ от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» и принимавшему участие в проведении оперативно-розыскного мероприятия «проверочная закупка» в качестве закупщика наркотических средств Попову Юрию Александровичу свёрток с комкообразным веществом, которое, согласно заключению эксперта № 1881 от 07.11.2017 года, является смесью табака с наркотическим средством – масло каннабиса (гашишное масло) постоянной массой 0,81 г». И далее: «Ерыженский А.В. понимал и осознавал, что совершает преступление, сбывая наркотическое средство Юрию, вину признал полностью, в содеянном раскаялся».

Ирина Филипповна с Тимошей

К этому эпизоду мы ещё вернёмся: рассказ о том, как Ерыженский А.В. преступно обогащался на 500 рублей, вызывает много вопросов. Но сначала о самом главном – о том, что он там «понимал и осознавал». Дело в том, что Алексей Ерыженский с восьми лет инвалид по психичес­кому заболеванию. Сейчас ему 26, у него третья группа инвалидности (умственная отсталость, умеренно выраженная дебильность, органическое поражение ЦНС и т. д.). А в экспертном заключении, составленном в связи с возбуждением против него уголовного дела, чёрным по белому сказано: «Ерыженский А.В. в период инкриминируемых ему деяний и в настоящее время не мог и не может в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими». 

По идее, в этом месте нашей истории Ерыженского должны были увезти лечиться, Попова Ю.А. – поблагодарить за содействие органам правопорядка и на том успокоиться. Но нельзя же допустить, чтобы оперативно-розыскное мероприятие завершилось пшиком! И колёса правосудия продолжают вертеться. 

Темно было – не разглядел

В судебном заседании защитник Ерыженского перечисляет всё, чего нет, хотя должно быть. Нет видеозаписи. Нет протокола изъятия злополучной купюры. Химическая экспертиза (были взяты микрочастицы с ладоней Ерыженского) наличия наркотика не показала. Есть только аудиозапись с нецензурной бранью и обсуждением качества курева.

– Да курил он траву, – Ирина Филипповна не отрицает очевидного. – У него голова постоянно болела, вот и курил.

Может, конечно, и не только от головной боли курил, но это никак не восемь с половиной лет «строгача», а всего лишь административная статья – 6.9 КоАП РФ. Штраф 4-5 тысяч или административный арест до пятнадцати суток. Собственно, и повязали Алексея сначала именно за употребление наркотика и лишь после этого развернули дело о незаконном сбыте. 

Были, правда, свидетели. Вот как записано в протоколе суда одно из показаний об эпизоде «незаконного сбыта» (остальные примерно такие же): «Они встретились, поздоровались, немного пообщались, что конкретно кто кому передавал, он [свидетель] сказать не может, так как не видел, поскольку это было после 17:00 и были сумерки».

Главный же свидетель – тот самый «Попов Ю.А.» – всё рассказал как надо. Он, правда, никакой не Попов: его личность засекретили в целях безопасности – а вдруг, например, мать подсудимого покусится на его жизнь и здоровье. По словам Ирины Филипповны, на суде он давал показания из соседней комнаты через микрофон. И Алексей – простой парень, как уже было сказано – был, наверное, сильно озадачен, услышав, что приятель, который с некоторых пор стал захаживать к нему вечерком, оказывается, приходил не просто так, а чтобы разоблачить успешного наркоторговца. 

«Доводы подсудимого Ерыженского А.В. о том, что он не помнит, как давал показания и что говорил при допросе его в качестве подозреваемого, поскольку был под воздействием психотропных веществ (Ерыженский длительное время принимал сильнодействующие препараты по назначению врача. – Прим. авт.), голословны и своего подтверждения не нашли», – постановил суд. Выписной эпикриз из шахтинского психоневрологического диспансера, где Ерыженский пролежал весь декабрь, суд, видимо, не счёл достойным внимания. 

Наконец, «существенных нарушений, которые могли бы поставить под сомнение достоверность результатов проведённого оперативно-розыскного мероприятия по настоящему уголовному делу, не допущено». Что ещё вам не нравится?

Приговор был для матери Алексея полным шоком. Казалось, всё же ясно, умные же люди сидят, должны разобраться… Апелляция – отказ и ещё один шок.

С восьми лет – инвалид

Когда мы с Ириной Филипповной заходим в дом, навстречу выходит парень. Представляется Андреем. Друг Алексея – вместе учились в школе механизаторов. С тех пор как с тем случилась беда, регулярно заходит помочь. Вот и сейчас – сидел с малышом, пока Ирина Филипповна меня встречала на автовокзале. Знакомы десять лет, часто встречались. О чём разговаривали? О машинах. Да, Лёшка больной человек, но он добрый. И простой. Торговля наркотиками? Да ну, ерунда какая-то. Покуривал – было дело, но чтобы торговать?

– У него ума бы не хватило, – трезво оценивает ситуацию мать. Это же мнение я слышу потом и от соседей: «Лёшка? Торговал? Да ну что вы, у него же с головой, ну, сами понимаете»…

Отчим Алексея не скрывает: отношения с пасынком у него, в общем, напряжённые («Ему пить нельзя! Совсем! А он пил»). Но несправедливости происшедшего это не отменяет: нельзя так с больным человеком, надо же было разобраться…

– Лёшка в детстве был подвижный, врачи говорили – гиперактивный, – вспоминает Ирина Филипповна. – Муж умер, когда ему был всего годик, так что я сама его поднимала. Он много болел. Поставили диагноз: «Задержка психоречевого развития». Потом ещё: «Малая мозговая дисфункция». Лежал в психиатрии подолгу. В восемь лет предложили инвалидность. Он не мог сидеть на уроках – вскакивал, кривлялся. Но природоведение ему очень нравилось – он зверушек любит. И рисование. Потом пошёл учиться на автослесаря. Работать руками – это у него хорошо выходит. Познакомился с девочкой из Шахт. Гражданским браком пожили немного. Я ей говорила: не надо тебе от него ребёнка, ты же видишь, какой он… Но Тимошка, слава богу, здоровенький родился. И Лёшка дитё своё очень полюбил. Они тут у меня жили некоторое время – он ночью вставал к нему, и смеси готовил, и стирал детские вещички… Потом поссорились, она уехала к матери вместе с Тимошкой… 

Не будем вдаваться в семейные подробности: так уж вышло, что Тимофей через какое-то время окончательно поселился у Ирины Филипповны.Теперь она оформляет опеку над внуком: больше всего оказался нужен именно ей. Оформляет с великими муками, потому что у неё даже нет документов о том, что она бабушка, родители-то жили незарегистрированными. Хорошо хоть, что успели сделать анализ ДНК – подтверждение отцовства. 

Анна КОЛОБОВА
г. Константиновск, Ростовская обл.
Фото автора

«Я не увидел безусловных доказательств вины»

Надежда только на судебную реформу

Адвокат Лев Дорофеев занимается делом Ерыженского недавно: раньше у Алексея был другой защитник.

– Первое, что бросилось в глаза: у подсудимого психическое заболевание; эксперт, проводивший психолого-психиатрическую экспертизу, указывает, что на момент совершения инкриминируемых деяний и по настоящее время Ерыженский не мог и не может осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий. Но он осуждён на длительный срок в колонии строгого режима. Единственное, что указано в приговоре: он должен отбывать наказание под наблюдением врача. 

– Это должен быть психиатр?

– Суд этого не указывает. В приговоре сказано: под надзором специалиста, однако в действительности специалиста, скорее всего, не будет. В любом случае, исполнение такого приговора – это большая проблема для всех: человек, который и так не вполне вменяем, медленно сходит с ума, а потому страдают и другие осуждённые, и администрация колонии… Мы уже сталкивались с подобными печальными случаями. Например, в Шахтах человек, тоже осуждённый на длительный срок, так и мотается из колонии в МОТБ-19 (тюремная больница. – Прим. авт.) и обратно. Суд постоянно продлевает ему медицинские наблюдения в условиях колонии – бездумно и безосновательно. Позиция прокурора: пусть начальник колонии отвечает за такого осуждённого и т. д. и т. п.

– Была ли, на ваш взгляд, доказана вина Ерыженского?

– Я не увидел в материалах дела безусловных доказательств вины. Дело не содержит видеосъёмки. Что касается аудиозаписи, то нельзя сказать, что она подтверждает факт передачи наркотиков. Там есть разговоры о наркотиках, об их качестве, и не более того. Ну так и мы с вами сейчас говорим о наркотиках – это же не говорит о совершении нами преступления. Читая приговор, я не могу сделать вывод о том, что преступление вообще было. Единственное, что спасает дело от развала, это признание подсудимого. Но эксперт считает, что Ерыженский не может осознавать своих поступков. Я на этом основании делаю вывод, что и признание он подписывал, не осознавая, что он делает. После этого возникает вопрос: законны ли проводимые следственные действия? Я бы на месте следователя в этом усомнился.

В суде допрашивают эксперта, причём задают ему дополнительные вопросы, которых не ставили ранее при назначении экспертизы. Его ответы и послужили основанием для того, чтобы не назначать принудительное лечение, возвращать дело на дополнительное следствие либо – что в наших условиях вообще нереально – оправдать подсудимого. 

– Это нарушение процедуры?

– Да. Это, мягко говоря, безобразие. Свидетель в суде имеет один статус, а эксперт – совершенно другой. Эксперт уже ответил на вопросы следствия, когда подписывал своё заключение. А теперь ему задают более широкий круг вопросов и совершенно в другом ключе.

– Есть ли шансы добиться справедливости?

– В российской судебной системе всё дошло до такого состояния, что шансы добиться справедливости ничтожны. Защита давно имеет номинальный статус, а прокурор решает всё и за всех. Надежда остаётся только на судебную реформу, которая по идее должна ликвидировать систему, при которой апелляция и кассация являются проходными ступенями. К сожалению, в данном случае шансы сокращаются уже тем, что звучит ключевое слово «наркотики». Ни для кого не секрет, что ответственность по соответствующим статьям постоянно ужесточается. Вместе с тем, количество подобных преступлений всё равно растёт, но подпадают под эти статьи не основные фигуранты.