Пошумели и успокоились

Радиоактивное хранилище под Ростовом уже построено и вот-вот начнёт работать

Село Большие Салы прославилось долгим и изматывающим разбирательством: быть или не быть хранилищу радиоактивных отходов здесь, в 16 километрах от Ростова-на-Дону? Прошли общественные слушания, больше похожие на дебаты, и митинг в центре города, и сбор подписей для обращения к президенту РФ. Но, похоже, точка в этой истории уже поставлена: ангар для хранения радиоактивного мусора уже готов к работе, осталось только получить лицензию на эксплуатацию хранилища. 

«Абсолютно безопасно»

Экспертизу проводит Научный центр по ядерной и радиационной безопасности, а изменения в действующую лицензию внесёт Ростехнадзор. Процедура оформления документов может занять длительное время – вплоть до конца текущего года. Как ранее сообщал «Крестьянин», закончить строительство ангара планировали к концу августа.

На нынешний момент все строительные работы уже завершены. 

Внешне ангар для хранения радиоактивных отходов мало чем отличается от любого другого: в нём вполне можно было хранить комбайны или другую технику. Основание помещения бетонное, стенки из профлиста. Параметры строения – 96 мет­ров на 40, около 8 метров высотой. Радиоактивные отходы будут помещаться здесь в специализированных контейнерах, изготовленных из железа. Толщина стенок каждого контейнера – 4 мм. Как объясняет Артём Мельников, главный специалист по размещению и хранению РАО, ни в какой дополнительной защите радиоактивные отходы не нуждаются, сам ангар должен защищать только от осадков и прочего внешнего воздействия.

Хранилище сможет «приютить» 5 000 кубов, если заполнить его целиком. Но, похоже, в планы руководства это не входит. Как сообщает представитель пресс-центра РосРАО Рубен Данов, это временное пристанище: ведь в 2011 году вступил в силу закон о создании единого национального оператора по обращению с радиоактивными отходами. Ему в конце концов и достанется «подарок». 

– Когда новый ангар вступит в строй, – начинает рассказ Артём Мельников, – мы переработаем старое захоронение – траншейного типа, то самое, которое досталось в наследство от Советского Союза. Это «добро» находится в соседнем ангаре. Сам ангар был построен в 2006 году, а ямы, которые он закрывает, были там с 1962-го. Тогда там всё сделали нормально: покрасили, сделали специальные наливные полы. Что собой представляет старое захоронение? Это яма 15 на 5, глубиной 3 метра, которую прикрывает бетонная плита. Эти отходы нужно извлечь. Мы поместим их в контейнеры, будем хранить в новом ангаре. Когда появится национальный оператор, мы всё это увезём. 

– А когда эти отходы собираются транспортировать? – спрашиваю.

– Пока не получится у национального оператора всё это принять и окончательно захоронить. 

– А конкретнее, когда и куда это увезут?

– Ещё точно не известно, где будут размещаться эти площадки для захоронения – проект в разработке. Возможно, это будет в Красноярске. По государственной программе этот вопрос должны решить к 2025 году. Мы работаем с очень низкоактивными отходами, и наш ангар соответствует всем необходимым требованиям. У нас нет отработанного ядерного топлива, чего-то такого серьёзного. Что у нас? Всего лишь строи­тельный мусор. А новые отходы мы будем получать в защитных контейнерах, так что загрязнение окружающей среды просто исключено. Это абсолютно безопасно, – заверяет Артём Мельников.

Всё нормально – зомби нет

Высшего образования для работы с радиоактивными отходами не требуется – достаточно среднего. Сотрудник должен прежде всего уметь обращаться с приборами, снимать показания. Для этого он проходит дополнительные курсы. Как сообщает Артём Мельников, средний возраст работников тридцать – тридцать пять лет. По его словам, работают там в основном молодые сотрудники, а из старожилов остался всего один человек – остальные на пенсии. Правда, когда я оказываюсь на территории предприятия, мне не встречается ни один человек тридцати пяти лет – только мужчины, которым около пятидесяти. 

Стоит отметить, качество охраны существенно возросло. Припоминаю, как на общественных слушаниях рассказывали о трёх мальчиках, которые в 1980-е годы забрались на территорию хранилища через дыру в заборе. Ребятишки, не сознавая опасности, забрели сюда поиграть. Обследовать детей повезли в Москву. Дело было настолько серьёзное, что им занимался Центральный комитет. Теперь ни о каких дырах в заборе не может быть и речи. Чтобы пройти контрольно-пропускной пункт, мне выписывают пропуск и просят показать паспорт. Ходить по территории без индивидуального дозиметра запрещено, поэтому в лаборатории мне выдают приборчик и проводят дальше. 

– Мы прошли много экспертиз, проверок, – рассказывает Артём Мельников. – Охрана соответствует всем необходимым критериям. Это раньше был беспредел: было два-три человека, и те огороды сажали. Прямо здесь, представляете? А сейчас тут работают 14 человек, в основном из ближайших поселений. Из них – всего две женщины, одна беременна. 

Первый ангар, который мне показывают – с советскими запасами. На полу много больших бетонных плит в жёлто-серую полоску, рядом стоит предупреждающий знак, вдоль стены – большой прибор для работы с отходами. 

Новое хранилище пока пустует. Снаружи стоят контейнеры – тоже пустые. Рядом – искусственный пруд, в котором водится рыба, вдоль лужаек – небольшие скважины. 

– Я не считаю, что сейчас местное население относится к нам грубо, – говорит Артём Мельников. – Был один тяжёлый период, когда мы проводили общественные слушания, но сегодня всё нормально. Знаете, как: люди пошумели и успокоились.

– У людей не было понимания, что тут вообще делается, – утверждает Рубен Данов. – Тут хранятся низкоактивные отходы. Ничего опасного произойти не может. 

– На слушаниях ужас что творилось, – вспоминает Артём Мельников. – Люди рассказывали всякие страшные истории про лысых коров, вялых детей, про то, что в каждой семье кто-то умирает из-за могильника. Подписи собирали. Но ведь сегодня рядом с каждым крупным городом есть аналогичное предприятие. Радиоактивные отходы надо где-то централизованно хранить – так, как это делаем мы. У нас одиннадцать скважин на территории: мы проводим свои исследования, контролируем всё это. Да и местные жители сюда приезжали, смотрели. Мы проводили радиационное обследование школы, детского садика, клуба. За территорией объекта брали анализы почвы, воды. Никаких превышений допустимой нормы однозначно нет. 

– На вторых общественных слушаниях с населением договорились о создании группы местных активистов, которые будут посещать это захоронение и сотрудничать с РосРАО, – продолжает он. – Они приезжали, смотрели – мы никому не запрещали. Мария Хазизян, председатель «Феникса», приезжала, депутаты от разных партий, всё было на законных основаниях. Палки в колёса местное население не вставляло. Такого шума, как на первых слушаниях, больше не было. Поначалу, правда, был митинг возле публичной библио­­теки, но сейчас шумиха улеглась. К нам интерес поостыл. Побывали люди у нас, убедились, что всё нормально: нет больших жёлтых танкеров, как в фильмах показывают, бочек, каких-то людей в костюмах, с противогазами, зомби всяких. У нас всё по-другому: чистенько, красивенько, клумбы с цветочками, деревья плодовые, пруд с рыбкой – прелесть же. Я из местной вишни компоты пью, например. С удовольствием. 

Когда мы уже уходим, Артём Мельников обращается к одному из работников:

– Ну, как урожай абрикосов? Много собрали?

– Да нет, – отвечает тот, – попадало всё...

Были, есть и будем против

Мария Хазизян, председатель «Феникса» – организации местных жителей, которые и были главными оппонентами «РосРАО», сидит за бумагами, когда я прихожу к ней.

Разбирая документы, материалы и газеты, она замечает статью с заголовком «Под Ростовом-на-Дону построят новое хранилище для радиоактивных отходов». 

– Уже закончили строительство, – сообщаю я. 

– Как это? – искренне удивляется она. – Обещали позвонить – и не позвонили?.. Я приболела в последнее время, самостоятельно за всем этим следить не могла. Но мы договорились, что они меня будут держать в курсе событий. А я сижу в информационном вакууме, никаких новостей с июня. Думала, что и сообщать пока нечего...

– Ну, ангар точно уже стоит, осталось только получить лицензию.

– Чему тут удивляться, – качает она головой, – я вообще там персона нон грата. Мы были, есть и будем против! Вот зачем им ангар на 5 000 кубов, если в старом захоронении всего 800? Не исключаю, что мы и станем тем самым национальным оператором. Иначе зачем такая ёмкость? Когда мы ездили в Сосновый Бор, там были представители из Мурманска. В Сосновом Бору люди бастовали, пока не вывезли отходы. Спрашиваем: куда? «В Мурманск», – отвечают. А гости из Мурманска удивляются: «Как так? Это наши отходы вывезли в Сосновый Бор!» Ну и кому прикажете верить?

С минуту она молчит, уйдя в себя. Потом грустно говорит:

– Они нас ни во что не ставят – делают как хотят и что хотят. Наше мнение никому не нужно. Что теперь говорить? Будем пачками умирать. Ведь они сами не знают, что лежит в тех советских захоронениях. У них нет паспортов на отходы 1962 и 1963 годов! Есть только акты о том, что нет паспортов. Когда мы просили показать их и они обнаружили, что в архивах пусто – как кричали! Как требовали эти документы! А откуда сотрудники могут их достать, если их просто нет? Кто знает, что там лежит, а они собираются это извлекать. 

Будем контролировать

– Я обыкновенный человек, который любит землю, на которой прожил всю жизнь, – продолжает она. – Такая же, как и многие здесь. Я выражаю мнение своего народа, не более того. Ни один здравомыслящий человек не согласится «поселить» рядом с городом-миллионником, расположенным на границе страны, такой опасный объект. Это же мина замедленного действия! А ангар из чего? Из профлиста? Обыкновенного профлиста, из которого заборы делают? И что, нам верить в безопасность всего этого? Мы будем контролировать, чтобы всё было на должном уровне. Когда мы были в филиале «РосРАО» в Сосновом Бору, видели совершенно другой уровень оборудования и защиты человека от опасного воздействия. Там, во-первых, стены не из профлиста, а из бетона. Во-вторых, сотрудники носят специальную обувь, костюмы, респираторную маску – все участки тела закрыты. А у нас как? Халатики накинули – и пошли. Там мы должны были проходить три уровня проверки: дезинфицирующий раствор, потом прибор, чем-то напоминающий флюорограф. К нему прислоняешься – и он считывает радиационное облучение. И последний этап – аппарат, проверяющий радиацию, когда ты кладёшь на него руки и встаёшь на специальную панель. (Справедливости ради стоит отметить, что в Сосновом Бору находятся отходы не только низкого, но и среднего класса активности. – И.Б.) У нас же один уровень проверки – выдают дозиметр, а на выходе – такой же аппарат, на который вставать нужно. И больше ничего нет. Мы знаем, как должно быть, – и будем следить, чтобы безопасности населения ничто не угрожало.

Где эти независимые эксперты?

– Совместные комиссионные обследования администрации района и руководства хранилища свидетельствуют о достаточных мерах экологической безопасности, – говорит заместитель главы администрации Мясниковского района Геннадий Горелик. – Каждый год проводится медицинский мониторинг состояния заболеваемости злокачественными новообразованиями. За последнее десятилетие показатели стабильны, никаких отклонений нет. Радиационная обстановка в районе, к слову, не выходит за пределы нормы.

Администрацией района принимаются все возможные меры по предупреждению возможных негативных последствий и угроз при функционировании пункта хранения радиоактивных отходов, в том числе антитеррористического характера. Руководством предприятия соблюдается принцип открытости и доступности экологической информации, принцип последовательных действий, направленных на достижение и поддержание высокого уровня радиационной и экологической безопасности. 

Глава администрации Большесалького сельского поселения Гурген Поповян выражает надежды своих земляков:

– Разумеется, те радиоактивные отходы, которые находятся на территории Мясниковского района со времён Советского Союза, необходимо увозить, – признаёт он. – Когда единый национальный оператор будет готов принять эти отходы, мы навсегда избавимся от этого захоронения. Мы все надеемся, что тогда объект прекратит своё существование. 

Местное население действительно рассчитывает, что со временем радиоактивное соседство прекратится. О национальном операторе, которому достанутся отходы, известно мало. Точной информации о нём нет. Неизвестно, куда и когда радиоактивные отходы увезут. Как считают местные жители, размещать рядом с городом-миллионником ангар для хранения радиоактивных отходов небезопасно. Руководство «РосРАО» обещает, что контроль за радиационной обстановкой будет неусыпным и тщательным. 

Это, конечно, хорошо, но местные жители относятся к таким обещаниям недоверчиво – и их можно понять. Выходом из этой ситуации могло бы стать создание группы независимых учёных, которые проводили бы регулярный мониторинг окружающей среды. Но где они, эти независимые эксперты?

Ирина БАБИЧЕВА
Фотографии предоставлены 
пресс-центром «РосРАО»