«Я вас не выдам...»

В чужой теперь стране Украине осталась её могила. Была Валентина Ивановна Прушковская помоложе, несколько раз возвращалась туда. Cвидетельствуют о том фотографии у памятника на месте, где полицаи расстреляли в 1943-м партизанок. Сохранился ли обелиск, не стёрли ли потомки тех полицаев и эту память о подвиге двух советских девчушек? Самой же Валентине Ивановне пережитого не забыть. Война и до сих пор её ломает.

– Прийти бы вам зимой, она была ещё бодра и сама бы всё рассказала, – встречает на пороге дочь ветерана Людмила Васильевна. – Неделя как из больницы привезли. Месяц на вытяжке лежала. Самый паршивый перелом бедра – подвертельный.

– Здесь, в комнате упала. Не удержала равновесия. Если б рука была, могла опереться, – поясняет зять.

Хозяйка, заслышав шум, просыпается, успеваем познакомиться, и женщина снова погружается в спасительный сон – таблетки действуют. Мы беседуем с моей тёзкой, рассматриваем фотографии, листаем книги о войне, в которых есть страницы, посвящённые девушке, своим беспримерным мужеством приблизившей победу. Приглушенный стон как будто слышится из семидесятидвухлетней дали, когда только так и могла она ответить на нечеловеческую боль от вгрызавшейся в живую плоть руки ножовки.

Голодомор оставил сиротой

Людмила Васильевна не знает свою родословную до седьмого колена, но то, что касается мамы, – практически во всех деталях. Лет пяти в голодомор осталась Валя сиротой. Родня запихнула ребёнка в поезд, следовавший в Киев. С улицы вместе с такими же опухшими от бескормицы беспризорниками забрали малышку в детдом. Несколько лет относительного благополучия прервала война. Детдомовцев фашис­ты из Радомышля вывезли в село Вышевичи, бросили в холодную конюшню. И снова голод, да такой, что ели экскременты. Детей заставляли собирать по помойкам куски. Добычу они приносили хозяину, тот перебирал съестное, лучшее – своим свиньям, что оставалось – сиротам. Немцы стали брать у детей кровь. Девочек постарше намеревались отправить в бордели. Однажды скитальцы набрели на партизан. Командир Радомышльского отряда Пётр Жудра, ставший впоследствии учителем истории, оставил записи своих воспоминаний: «Мне доложили, что в отряд пришли какие-то дети. Я удивился. А когда увидел их – ужаснулся. Четверо. И все страшные, припухшие от голода. Какой-то специфический запах исходил от них…» Дети рассказали, как во время сортировки их добычи один из мальчиков не выдержал и схватил кусок. Хозяин начал избивать его ногами. Девочка постарше, Ромуальда Ольшевская, оттащила ребёнка, а обидчику выпалила: «Вы бы ночью не спали, а слушали канонаду. Скоро наши придут». Тот сдал девушку полиции, и её закопали живьём. 

Узнав такие подробности, ребят оставили в отряде. Старшеньких – Валю Прушковскую и Наташу Диденко, им было уже по шестнадцать – под видом попрошаек посылали в разведку собирать сведения. Отряд получил задание вывести из строя линию телеграфно-телефонной связи фронт – Киев – Берлин. Вдоль автотрассы Киев – Житомир немцы расставили «секреты» с охраной, и девочки выведывали расположение этих засад, режим смены караулов. Партизаны потом уничтожали посты и взрывали кабель. 
 

В округе располагалось несколько интернациональных отрядов, сформированных фашистами из пленных. Многие из них не хотели воевать на стороне немцев. Девочек использовали как связных, чтобы наладить контакт с этими формированиями и привлечь их на сторону партизан. Так удалось завербовать югославских солдат, перешёл к партизанам батальон армян. Уже в мирное время Валентина Ивановна ездила в Ереван на встречу с товарищами по совместной борьбе. Но путь к этой встрече лежал через многие испытания.

Своих не предала

Список «вредительств» партизан рос с каждым днём. Они вывели из строя сельхозтехнику, чтобы затянуть уборку, помешали фашистам вывезти урожай, уничтожили ядохимикаты, которыми враги собирались отравить часть зерна и оставить его нашим. И даже как-то летом 1943-го захватили город Радомышль и три дня удерживали его. Захватчики на эту борьбу отреагировали, подтянув дополнительные силы. Партизанам пришлось уйти на территорию Белоруссии. Осталась только группа подрывников и Валя с Наташей. Партизаны понадеялись, что девчушек-нищенок никто не тронет. Однако нашёлся предатель. С задания девочки возвращались порознь, но их обеих полицаи схватили, вывезли в лес под Крымок. Заставили вырыть яму. Пытали, выведывая, где подрывники. Издевались изощрённо. Стремясь запугать Валю, у неё на глазах отрезали уши Наташе. Затем расстреляли. Валя не сдавалась до последнего. Уже стемнело, когда выдохшиеся от усталости изу­­веры, так ничего не узнав, ударили Валю прикладом в шею и пустили по ней очередь. Яму кое-как закидали рыхлыми комь­ями.

Ночью от холода Валя очнулась. Особой боли она не чувствовала, сознание было как в тумане. В нос заползла букашка. Она чихнула – рот забился землёй, закашлялась. Только тут поняла, что жива. Попыталась пошевелиться и снова потеряла сознание. Когда очнулась, сил хватило только высвободить правую руку и чуть отгрести землю с головы.

«Режьте, я не буду кричать...»

Утром местные жители села Крымок Йосиф Сычевский и его сын Женя вывели пасти коней. Парень решил посмотреть, что произошло там, откуда вечером слышна была стрельба. Из ямы раздался стон. Парень бросился наутёк. Потом сообразил: раз стон – значит, там кто-то живой. Вернулся, раскидал над Валей землю, принялся тянуть вторую девушку, но та была мертва. Валя попросила пить, парень накрыл её фуфайкой и бросился к болоту за водой. Он знал врача Татьяну Будникову, которая лечила его маму. Но сейчас известная в районе хирург работала в госпитале немцев. Как доставить туда партизанку? Валю положили на подводу, замаскировав сеном. Женя, конечно, боялся, что, увидев раненую девушку, врач сообщит о подозрительной личности в полицию. Но всё обошлось, под покровом ночи опасную пациентку подняли на чердак больницы, Будникова извлекла несколько пуль. Казалось, дело пошло на поправку, однако вскоре на раненой руке начала развиваться гангрена. Требовалась ампутация. Но как её провести? Спустить больную в операционную – гестапо наверняка заинтересуется, кто такая. Препаратов для анестезии нет. А тянуть нельзя, Валя уже умирает. Её мольбу доктор запомнила на всю жизнь: «Режьте, я не буду кричать… Я вас не выдам… И не такое выдержала…»

Валю держали четверо, пока Татьяна Иосифовна при свете керосиновой лампы на чердаке больницы пилила тоненькие косточки девичьей руки. Только стон вырывался сквозь искусанные в кровь губы, когда ножовка рвала живую плоть. Одна из медсестёр дала для переливания свою кровь.

И просто жить бывало трудно

После освобождения села Крымок тело Наташи Диденко перенесли в братскую могилу. А на том месте, где полицаи расстреляли девушек, поставили селяне памятник. Каждую весну бывший командир партизанского отряда, заслуженный учитель Украины Пётр Жудра, привозил на это место своих учеников. Приезжал сюда руководитель партизанского соединения на Украине Герой Советского Союза генерал-майор Михаил Наумов. Несколько раз бывала там сама Валентина Ивановна.

Ещё в первый год войны кто-то научил девочку молитве «Отче наш». В самые трудные минуты обращалась она к Богу. А потом всю жизнь, хоть и была коммунисткой, просила его о милости к своим спасителям и помощникам. Добрых людей на пути встретилось немало. Когда фашистов прогнали с Украины, Валя вновь попала в детский дом. Живое участие в её судьбе приняли директор Сергей Михайлович Шеремет и его жена Анна Андреевна. А когда оставаться в детском доме после девятилетки было уже нельзя, сироту приютила детдомовская повариха тётя Лида. Людям, удивлявшимся, что берёт на себя обузу, говорила: «Ничего, лишний черпак воды в кастрюлю налью, прокормимся». Мудрая была женщина. На просьбу Вали помочь завязать шнурки ответила: «Пробуй сама. А как ты будешь, когда меня рядом не станет?» Желая помочь и чтоб благодетельницу не обвинили, что эксплуатирует девушку-инвалида, за водой Валя ходила в обход, огородами. «Ты чего прячешься? – возмущалась тётя Лида. – Я тебя заставляю?» – «Нет!» – «Вот и ходи по улице!» 

Школу девушка закончила успешно и поехала поступать в киевский вуз. Но там не оказалось общежития. Подсказали: есть во Львовском политехе. Метнулась на вокзал – в поезд не попасть. Вместе с каким-то парнем уцепились за поручень, так и ехали на подножке. А попутчик за всю дорогу и не догадался, что у Вали одна рука. К тому времени из Москвы ей прислали протез. Жалости к себе никогда не терпела. И просто так помощь не принимала. Когда с пропитанием становилось совсем туго, выполняла за кусок сала или картошку студентам сложные чертежи, которые и с двумя руками не каждый мог осилить. Однажды из-за задолженности по какому-то предмету осталась без стипендии. Гордо прошла она по коридору мимо декана, не поприветствовав. Тот, привыкший, что все раскланиваются: «Здравствуйте, пан профессор», решил навести справки, кто родители этой строптивой девчонки. И только тут выяснилось, что сирота, ну и другие подробности. Стипендию, конечно, вернули. 

Родные лики

А Валя и сама многого про себя не знала. Откуда, кто родители? Помнила только, как уходили они по очереди. Сначала младший братик Павлик. Потом отец. Саму Валю сняли с мёртвой уже матери. Но благодаря редкой фамилии удалось выйти на родственников. В институте к ней подошла девушка и сказала, что на Житомирщине, в Андрушовке, живут Прушковские. Несколько месяцев копила студентка деньги, чтоб попасть на родину. Встретили там прохладно. Может, боялись, что заберёт просторный дом, который отец-моряк, женившись, срубил собственными руками. Валентина была рада и тому, что отдали несколько семейных фотографий. Они и сейчас висят на стене у её кровати, придавая сил в новом испытании. 

Валентина Ивановна снова застонала. Очнулась. «Где я?»– спросила у подоспевшей дочери. Может быть, боль напомнила, как боролась за жизнь тогда, в лесу под селом Крымок?

Людмила ВОРОБЬЁВА
Фото из семейного архива героини