Борей – бурный ветер

Вот что русского во мне – собака!

Ходил в поля, дышал степным морозным воздухом. Брал на прогулку своего русского спаниеля – тёзку спущенного в конце прошлого года подводного атомохода класса «Борей». «Борей» означает «северо-восточный бурный ветер». Так я назвал щенка три года назад, а теперь слышу – так назвали целый класс новейших субмарин. И порадовался ж я тогда, в декабре, когда спустили со стапелей атомоход нового типа! Значит, ещё может что-то страна, моя Россия! Мне, как бывшему подводнику с субмарины класса «Буки 641» известно, что такое сделать подводную лодку. О! Скажу я вам, сложнейшая «железяка»!

И шли мы с Бореем навстречу северо-восточному ветру, он нёс запахи полей и лесополос, волновал собаку, и пёс носился с медвежьим выбрыком, искал добычу: ни фазана, ни зай­чишку не находил – выбили уже всё к концу сезона. Остались от охотников, от гуляк всяких кучи пластикового мусора. Глядеть на эти последствия пиршества свиней было тошно. Века не разлагается такой мусор! Что же будет с лучшим в мире кубанским чернозёмом, засыпанным завезённой в Россию гадостью со всего света? С людьми что будет? Подумал так, и стал вспоминать, что на мне, по сути, русском человеке, кубанском казаке с украинской фамилией, надето русского? Шапка на голове турецкая, тельняшку недавно купил тёплую – узбекская, рубаха из секонд-хэнда – немецкая, правда, мягкая, тёплая, шерстяная, очень хорошая и почти новая. Какой-то Гансик сдал на помощь русской бедноте из-за потерянной пуговицы на рукаве. Так я её пришпандорил! Она не под цвет, но ту пуговицу кто будет видеть? Куртка на мне вообще чудо: чехи продают с военных складов своё армейское обмундирование бывшего Варшавского договора – новая, утеплённая, даже с погонами 1989 года! Купил месяц назад. Это ей 24 года! На пуговицах погон скрещённые мечи. Теперь бывшие друзья по социа­­листическому содружеству в НАТО, у армии другая форма, а нам в Россию коммерсанты тюками на вес везут за гроши со складов неношеную одёжку, пошитую когда-то из советского материала. Но хорошо пошитую, едри её! Кабы не запашок складов и времени, франтом бы себя чувствовал! А так по писательской бедности и такому секонд-хэнду рад. Кстати, на развалах, где купил куртку, можно выторговать любое тряпьё, в том числе новое, современное натовское. И торгуют им прямо в моей станице.

Что ж у меня ещё осталось? Штаны, ботинки и носки. О! Штаны! Их мне подарил старший брат, когда работал на японском экскаваторе. Шли из Японии вместе с техникой как спецовка. Утеплённые по «мадам сижю», они пролазили по всем окрестным камышам и посадкам, на них спал мой охотничий пёс, когда не возвращался с охоты, увлечённый гоном, и я вынужден был оставить в месте начала охоты штаны, чтобы он туда вернулся и там меня ждал. Сам же возвращался домой известно в чём, правда, на машине с товарищем. Годов, если помороковать, десять штанам. Так что они образчик российско-японской дружбы (эх, знала бы япона мать, что износу нет её товару, так прислала бы мне новую спецуху!).

Ботинки? Это – китайская чертовщина. Иначе не назвать. Чем обработана на них кожа, какой химией – не поймёшь. В хату сушить не занесёшь, в люди тоже не выйдешь – воняют противней дёгтя. Только по полям бродить, и то против ветра. Но что делать, привык. Кирзачи свои любимые износил, новых на латунных гвоздях найти не могу, а берцы солдатские, юдашкинское или чьё-то изобретение, с сапогами для полевой ходьбы не сравнить – фигня.

Остались носки. Эти брат киргиз из Бешкека делает. Но хорошо делает! Спасибо ему. Выходит, нет на мне ничего русского, российского, одна душа, да и та, если копнуть глубоко, будет то, что говорит мой старший брат после пол-литра выпитого:

– Ты давно смотрел на себя в зеркало? Ты ж монгол, широкомордый монгол! Такие морды-лица были у татаро-монголов в двухсотлетнее иго.
– А глаза? Не узкие, братка, – робко возражаю я.

– Ото одни глаза, да и те под таким лобешником, что и крышу им не надо, – говорит под градусом брат.

Оно-то так… Одни глаза, да и те не голубые, как у россов положено, а карие, как у моего кобеля. Но он-то русский спаниель, чистопородный, шоколадного с серым окраса. Значит, и я того… Во! Вот что у меня русского – собака. Тут, в кубанской станице, рождённая и Бореем названная.

…А ветерок поддувает. Борей, однако. Холодновастенько! Ничего, январь не мамка, маршируй, грейся, бродяга, пердячим паром. И песню пой: «Я в китайских ботинках, разодет, как картинка…» Тьфу, вонючие ж, заразы. Ну да ладно, зато новый атомоход пенит где-то на Севере океанскую волну, грозя недругам и заклятым друзьям «Булавой». Красота! Русский атомоход, российский, новый. Не какой-нибудь гондурасовский! 

Ладно, иду навстречу ветру дальше.
– Борей, ко мне! Вперёд, искать!

Может, хоть в этих камышах какая-либо зверюшка найдётся среди мусора?

Степан ДЕРЕВЯНКО
ст. Стародеревянковская, Краснодарский край